Колин Уилсон - Мир пауков. Башня и Дельта

Прежде всего тянуло укрыться в тень, дать телу отдых. Они пересекли двор и прошли под одной из сводчатых арок. Открылась зала — настолько громадная, что дальние стены и потолок в темноте не различались. Стояла удивительная, благодатная прохлада (солнце взошло с той стороны здания). Расстелив одеяла, путники молча улеглись, утомленно переводя дух и слушая заунывный шум ветра. Через пару минут Найл уже спал.

Он видел странный сон, будто бы Смертоносец-Повелитель Хеб с явной насмешкой смотрит на него с какой-то запредельной высоты. Просыпаясь от нехорошего видения, Найл почувствовал холод. Снаружи двор слепящим светом заливало безжалостное солнце; возле спали отец и Ингельд. Сев, Найл вытянул часть одеяла из-под себя и завернулся в него как в спальный мешок. В одной из сумок лежало скатанное в рулон тонкое одеяло из шкуры гусеницы. Но ведь за ним надо лезть, а неохота. Беспокоил памятный отрывок нехорошего сна: на самой высокой башне цитадели сидит и таращится Смертоносец-Повелитель… Но рядом был отец, и это успокаивало. Через несколько минут Найл уже спал.

Проснулся он с ощущением, что кто-то коснулся его плеча. Где-то сверху, беспокойно жужжа, билась муха. Было холодно, одеяло соскользнуло с плеча. Найл потянулся рукой поправить одеяло, но это оказалось не так-то просто: что-то мешало. Впечатление такое, будто одеяло подвернуто под спину, поэтому сложно пошевелиться. Одновременно с тем жужжание наверху, разом преобразившись, зазвучало вопиющим сигналом тревоги: муха, угодившая в паутину! Приподняв голову, Найл посмотрел через пространство залы. Показалось, будто что-то суетливо прошмыгнуло в темноте. Да и темнота теперь была как будто живая, населенная россыпью ярких точек. Сна как не бывало, Найл силился сесть. И тут он разглядел, что именно ему мешает. Над ним стелились густые тенета, каким-то образом крепящиеся к полу. Паутина покрывала тело Найла почти полностью, словно мягкое, рыхлое одеяло. Он бросил взгляд на отца и Ингельд — и те тоже покрыты паутиной, еще мягкой, не успевшей просохнуть. Теперь он разглядел: светящиеся точки — это глаза десятков пауков, наблюдающих за людьми из затемнения.

Его крик разбудил отца и Ингельд. Едва привстав, они сразу же попались в липкие тенета. Стоило им шевельнуться, как паутина облекла их словно влажная простыня. Сев, они лишь плотнее соприкоснулись с мгновенно пристающим липким шелком, а при попытке высвободиться руки у них напрочь увязли в паутине.

Сами пауки повысыпали из тени, будто присматриваясь. Найл с облегчением обнаружил, что по размеру это так, мелюзга, — туловище не крупнее ладони, а лапы не длиннее руки. Он также определил, что у них есть что-то общее с серыми пустынниками — значит, насекомые не ядовиты.

Тут до Найла дошло, как все-таки удачно он поступил, не поленившись натянуть на себя одеяло. Паутина пришлась в основном на одеяло, поэтому пристала лишь к плечу, правой руке и левой ступне. Потянувшись левой рукой, он сумел подвинуть к себе поклажу, вытащить кремневый нож и отпилить паутину, стягивающую запястье, затем примерно так же освободил плечо и левую ступню. Выскользнув из-под одеяла, Найл поднялся на ноги; пауки попятились в тень. Подобрав с пола увесистый камень, он швырнул его им вслед; стало слышно, как насекомые с глухим шелестом разбегаются.

— Не шевелись! — прикрикнул он на Ингельд.

Та была уже в когтях у страха: сама с судорожным поскуливанием силилась разодрать тенета, а по глазам видно, что уже прощается с жизнью. Он стал ножом отсекать паутину в местах, где та крепилась к полу. Через несколько минут Ингельд удалось, пошатываясь, встать на ноги. Шелковистые тенета по-прежнему обвивали ее со всех сторон.

— Давай наружу! — скомандовал Найл.

Подгонять не пришлось, женщина кинулась вон, волоча концы паутины. Затем Найл принялся за отца. Пока он это делал, насекомые снова выкарабкались наружу, и он бросил в них еще несколько камней. Пауки вновь рассеялись. Стало ясно, что непосредственная опасность миновала. Теперь, когда добыча бодрствует, они не отважатся напасть.

День был в разгаре, свет снаружи ослеплял. Найл помог отцу и Ингельд освободиться от тенет. Он мотал паутину в одну сторону, а те раскручивались в другую. На коже оставались прилипнувшие волокна и влажно поблескивающие следы. Прошло около часа, прежде чем Улф и Ингельд освободились от тенет окончательно.

Поклажа оставалась внутри. Возвратясь за ней, снова разглядели россыпь блестящих точек: насекомые следили из темноты. Приставшие к полу обрубленные концы паутины отвердели, став заметно прочней; клейковина, выделяемая пауками, превратилась в подобие грубой резины. Насекомые испускали из себя легкие волокна, набрасывая их затем на спящих, и те наслаивались невесомо, словно снежные хлопья. Именно от прикосновения одной из них и пробудился Найл. Не укройся он одеялом, увяз бы точно так же, как Улф с Ингельд. И были бы они сейчас сплошь опутаны липким шелком с головы до пят.