Мария Чурсина - Петербург 2018. Дети закрытого города

– Я опоздала, – сказала Вета, бросая сумку и плащ на ближайшую длинную лавку. Она закрыла подсобку, закрыла кабинет, снова провозившись с замком чуть ли не до отчаяния, и решила, что сегодня туда больше не наведается. – Куча дел с документами, понимаете. Так всегда бывает, когда ни с того ни с сего оказываешься классным руководителем.

Мужчина улыбнулся. Бумаги его теперь мало занимали, да и вообще, у Веты возникло подозрение, что ими он просто скрашивал скуку.

Она прошла вдоль стен, рассматривая нехитрые экспонаты под пыльными стеклами витрин. Над ними висели серые чехлы, из одного торчал краешек синего кителя, из другого – вышитая алым юбка. Этикетки, написанные мелким неразборчивым почерком, читать не хотелось. На одном столе экспонаты пылились, даже неприкрытые стеклом: деревянные пяльца с истершейся от времени вышивкой, расписные глиняные плошки.

– Что мы должны делать? – спросила Вета, рассматривая свой посеревший от пыли палец – зря она провела им по краю стола.

«Прибираться?» – почти ответила она на свой собственный вопрос.

– Ну! – сзади послышался скрип ножек скамьи по линолеумному полу. – Делать акты приема-сдачи, но вообще-то, это все равно никто не будет проверять. Так что мы должны высидеть здесь положенное время, и все.

Вета добралась до двери к кроликам – та была подперта шваброй, крепкой и очень надежной на вид.

– Ну, раз в полгода еще провести мероприятие для детей. – Ее собеседник оказался рядом и безразлично махнул рукой в сторону занавешенного темно-красными шторами окна.

– Я вас никогда раньше не видела в школе. – Вета сощурилась, пытаясь припомнить всех школьных мужчин в лицо. Вспомнила одного – учителя физики, которого видела на собрании классных руководителей, но и у того лицо из-под усов не разглядеть.

Этот тоже был в примятой рубашке и брюках со стрелками, но на физика не очень походил.

– А я здесь только вечерами и бываю. Вообще-то я преподаватель в университете, а здесь так. Хобби, можно сказать.

Вета покосилась на рассыпанные по кривоватому столу бумаги. Хобби скучать?

– А что, в университете теперь так мало платят? – не удержалась она.

Он улыбнулся и протянул ей руку.

– Мир.

Рука оказалась мягкой на ощупь и приятно теплой. Вета растроганно дернула плечом. Ее губам очень хотелось улыбнуться в ответ, но противность, засевшая внутри, не давала. Так бывает из-за старой обиды, которая давно ушла, опостылела и подернулась временем, но все равно не дает смеяться в полную силу. Ее обида была на город и на восьмой «А», затесавшийся в город, а преподаватель из университета просто попался под руку.

– Как будто бы и не ссорились, – выдохнула она.

– Мир – меня так зовут. Мирослав.

Она хотела бы называть его по отчеству, но Мир отчества не назвал. Вета решила для себя, что вызнает его полное имя и назначит дистанцию.

– Тогда можете называть меня Ветой. Меня так часто называли преподаватели.

При учениках было бы неприлично звать друг друга так запросто, но кругом не оказалось ни одного несчастного заблудившегося ученика, так что Вете даже попенять Миру было нечем.

Они сели за стол друг напротив друга, и Вета обнаружила, что к рукавам ее блузки поналипло блестящее конфетти.

– Здесь днем кружок каких-то поделок, – сказал внимательный Мир.

Конфетти отлипало от одежды неохотно, еще хуже – от кожи.

– Так за какие же провинности вас сюда? – он снова не выдержал после долгого молчания.

Наверное, он слишком долго молчал, сидя между бесформенных чехлов и пыльного исторического мусора, потому что обрадовался даже ей, хоть Вета никогда не считала себя хорошим собеседником. А сегодня и вовсе истратила весь свой запас слов.

– Хотела сбежать, – резко отозвалась она, напрасно надеясь, что от нее все-таки отстанут или хотя бы дадут поперебирать пыльные листки, чтобы было, куда спрятать глаза. – Но меня поймали и засадили в карцер, как любую нормальную заключенную.

Листки он собрал в стопку и рассовал по папкам с оборванными завязками, спрятал в ящик под витриной, так что и не добраться до них теперь. Безнадежно. Глаза Мира над стеклами очков казались беззащитными.

– Откуда сбежать? – не понял он.

– Из города. Он же у вас такой, не захочет – не отпустит.

Мир моргал, Вета злилась на него за это. Можно подумать, когда вот так лишаешься возможности выбора, лишаешься свободы, то приятно, если на тебя смотрят и глупо моргают.

– Это опять художественная метафора?