Вероника Рот - Преданная

— Достань мне сыворотку памяти, — твердо говорю я. — Пока вы все с Амаром будете разыскивать ваши семьи и родственников Юрайи, я позабочусь об остальном. До отца или до матери я доберусь.

— А как ты все объяснишь нашим?

— Пока не знаю.

— А как насчет продырявить колесо? — предлагает Кристина. — Я попрошу Амара притормозить на минутку, например, чтобы пойти в туалет, проколю шину, а потом мы волей-неволей разделимся…

Неплохая идея. Я могу признаться во всем Амару, но не уверен, что мне удастся преодолеть его предвзятость. Пропаганда Бюро промыла ему мозги. У меня и так времени в обрез. Но зато лжи — хоть отбавляй. Амар знает, что отец научил меня заводить автомобиль без ключа, используя лишь провода. И у него не вызовет подозрений, если я добровольно отправлюсь на поиски другой машины.

— Кристина, ты, молодчина.

— Значит, договорились. И ты действительно собираешься стереть память кого-нибудь из твоих предков?

— А что мне остается делать, если именно они — причина зла? — пожимаю я плечами. — Мне нужны новые родители. Даже если у одного из них исчезнет весь тот груз, который они пытаются тащить за собой, может, они придут к согласию…

Кристина внимательно глядит на меня и задумчиво кивает.

От запаха хлорки у меня щиплет в носу, — я притулилась рядом со швабрами в подсобке подвала. Я только что предупредила всех, что любая попытка проникнуть в Оружейную Лабораторию — гарантированное самоубийство.

— Вопрос в том, — изрекает Мэтью, — есть ли что-то, ради чего мы готовы пожертвовать жизнью.

Мы находимся в комнате, где он, Калеб и Кара работали над усовершенствованием нашего химического коктейля. Флаконы, пробирки и исписанные тетради разбросаны по лабораторному столу перед Мэтью. Он рассеянно жует шнурок, висящий у него на шее.

Тобиас, скрестив руки на груди, прислонился к дверному косяку. Я помню — он точно так же стоял во время посвящения, наблюдая, за нашими сражениями. Он был такой красивый и сильный — просто загляденье.

— Дело не в этом — размышляю я, — не только в мести за то, что они сделали с альтруистами. Речь идет о предотвращении новых кошмаров в других городах. И еще в том, чтобы отнять у них власть.

— Да, — соглашается Кара. — Смерть одного-единственного человека ради спасения тысячи от страшной участи. Плюс ликвидация Бюро.

Я буквально вижу, как она взвешивает на воображаемых весах одну жизнь против многих жизней и делает самоочевидный вывод. Именно так работает мозг эрудитов или альтруистов, но я не уверена, что именно такие способы мышления нам сейчас нужны. Ответ совсем не прост, как кажется…

Я смотрю на Мэтью и Кару, Тобиаса и Кристину, опирающуюся на ручку швабры, и, наконец, останавливаюсь на Калебе. Он. Но через секунду мне становится дурно.

— Ну, давай, начинай, — произносит Калеб, подняв на меня глаза. — Тебе же хочется, чтобы это был я. Вы все этого хотите.

— Никто этого не говорит, — восклицает Мэтью.

— Но все смотрят на меня, — хмуро отвечает Калеб. — Не думайте, что я не понимаю. Я тот, кто выбрал неправильную сторону, кто работал на Джанин Мэтьюс. Вам на меня наплевать, и меня можно пустить в расход.

— Тогда почему Тобиас предложил увезти тебя из города, прежде чем тебя казнили? — мой тон холоден и спокоен. Запах хлорки вновь бьет в нос. — Потому, что мне все равно, жив ты или умер?

«Он должен умереть» , — кричит одна часть моей души. « Я не хочу потерять его» , — возражает ей другая. Я не знаю, кому из них довериться.

— Я всегда чувствую твою ненависть, — качает головой Калеб.

Его глаза блестят от слез. В первый раз я вижу, что он раскаивается вместо того, чтобы пытаться защититься или полностью себя оправдать. Внезапно у меня перехватывает горло.

— Если я сделаю это… — говорит он.

Я снова мотаю головой, но он жестом велит мне молчать и продолжает:

— Беатрис, тогда ты сможешь меня простить?

Я всегда считала, что если тебя оскорбили, то ты несешь бремя наряду с обидчиком: страдание разделяется между вами двоими. Прощение означает готовность остаться с болью наедине. Предательство Калеба — это наша общая ноша. Все, что я хотела, это чтобы он взял на себя ответственность. Но он пытается придать себе решимости, готовясь принести себя в жертву ради всех нас. Я киваю.

— Да, — выдавливаю я. — Но ты не должен ради моего прощения идти на такое.

— У меня много причин, — говорит Калеб.

У меня уже ничего не укладывается в голове. Мэтью и Калеб занимаются подгонкой костюма химзащиты, который, возможно, поможет продержаться ему в живых и успеть уничтожить вирус. Молча жду, пока не уйдут остальные.