Владимир Лосев - Спаситель

— Красиво, — сказал Майк. — Дмитрий, есть возражения?

— Дьявол существует, — сказал Дмитрий.

— Это точно, — вздохнул Вик. — Только внутри нас.

— Постой, — сказал Майк. — Тут есть противоречие, как человек может бороться со своим телом? Если он победит, то он убьет самого себя.

— Не убьет, — сказал Вик. — Просто многое, что важно для тела, при главенстве души становится не особенно важным. Основные инстинкты перестают главенствовать, тело действует только после осмысления, то есть под контролем души.

— Неплохо сказано, — засмеялся Майк. — Дмитрий, есть возражения?

— Святотатство, это все, — сказал Дмитрий. — Нельзя так говорить о боге и о дьяволе.

— Ему можно, — сказал Майк. — У него свой бог, а значит, и свой дьявол. Мне тоже можно, у меня нет ни бога, ни дьявола. А ты можешь молчать, чтобы не обидеть своего бога, или своего дьявола.

— Я буду молчать, — сказал Дмитрий, — и заткну свои уши, чтобы вас не слышать.

— Ладно, — согласился Майк. — Это твое право, но я бы советовал тебе его послушать, потому что он так и не ответил на главный вопрос, если его бог есть, то почему он позволил произойти этой страшной войне? Итак, Вик, почему?

— Я уже говорил, что нас стало слишком много, это главная причина войны, — сказал Вик. — Бог просто не нашел другого решения.

— Но как же быть с тем, что бог всемогущ? — спросил Майк. — Неужели такой пустяк, как перенаселение, оказалось для него неразрешимой задачей?

— Почему не разрешимой? — спросил Вик. — Задача решена, просто нам не нравится это решение.

— Хорошо сказано, — рассмеялся Майк. — Никак не удается припереть тебя к стенке.

— Почему он убил мою жену и мою дочь? — глухо спросил из темноты Дмитрий. — Они ни в чем не были виноваты. Моя дочь была слишком мала, чтобы согрешить перед ним…

— Ты же знаешь, что там наверху нет страданий, — грустно сказал Вик. — И ты знаешь, что их души бессмертны. А это значит, что им сейчас хорошо, плохо только тебе, но только потому, что ты не последовал за ними.

— Мне плохо, — сказал Дмитрий. — Я бы умер, но бог не разрешает самоубийства.

— Самоубийство, это плохо, тут ты прав, — согласился Вик. — В этой жизни ты должен приобрести знания и понимание, а также энергию. Жизнь дается каждой душе для того, что она стала больше, чтобы развивалась. Но, если ты чувствуешь, что она не развивается, а наоборот деградирует, то умереть, не страшно. Плохо, когда самоубийство происходит от слабости, тогда самоубийство ещё больше уменьшает твою душу.

— Я слаб, — сказал Дмитрий. — И у меня слабеет вера в бога с каждым прожитым на этом свете днем. Я уже не жду чуда, это плохо.

— А никто из нас не ждет чуда, — сказал Майк. — Ни я, потому что я в них не верю, ни он, потому что он чудо не считает чудом, ни ты, потому что ждешь того, что невозможно. Ладно, дискуссию считаю законченной. Давайте спать.

— Значит, бог может простить самоубийство? — спросил Дмитрий из темноты.

— Ты же сам сказал, что он нас любит, — ответил Вик. — А любовь это ещё и понимание, и умение прощать. Спи.

Скоро Вик проснулся от ощущения, что что-то произошло и где-то рядом. Он какое-то время ждал, надеясь услышать вскрик или стон, но ничего не услышал, тогда он вслушался в себя.

Майк? Нет, с ним все было нормально. Тогда что же? Он прошелся мысленным взглядом вокруг ямы по пустырю, но ничего враждебного не обнаружил. Тогда Вик нащупал бутылку водки и допил то, что в ней ещё оставалось, с горечью подумав о том, что он, похоже, действительно сходит с ума.

Утром он проснулся от громкого возгласа Майка.

— Черт, черт, черт!

— Что случилось? — спросил Вик.

— В этой темноте споткнулся обо что-то и упал, и снова задел ребра, — ответил Майк. — Ты не мог бы зажечь огонь?

— Я сейчас, — сказал Вик. — Подожди немного

Он нашел спички и, оторвав кусок картона, зажег его и передал горящий картон Майку. Потом Вик стал разжигать огонь в очаге. Когда дрова разгорелись, он налил в кастрюлю воды и поставил её на огонь.

— Сейчас я приготовлю что-нибудь, — сказал он.

— Вик? — позвал Майк напряженным голосом.

— Что? — спросил Вик, но, уже поворачиваясь, он знал, что произошло. Его пробуждение ночью не было сумасшествием, он действительно почувствовал смерть.

— Посмотри на Дмитрия, — сказал Майк. — Мне не нравится поза, в которой он спит.

— А он и не спит, — вздохнул Вик. — Он умер. Я просыпался ночью от странного ощущения, что что-то произошло рядом, но не смог понять.