Владимир Бойков - Затерянные в Чарусах

Неожиданно Валерий проснулся. Перед ним стояла улыбающаяся Лида. Он посмотрел на нее и тоже заулыбался.

— Пойдем завтракать, — позвала Лида.

Валерий встал, увидел на столе дымящийся картофель в глиняной миске, с кусочками сала, кружку с молоком и мед в берестяном туесочке. Недолго размышляя, он принялся за еду, а Лида все смотрела на него и смотрела…

— Ты тоже поешь, — сказал Валерий, но девушка мотнула головой, дав понять, что не хочет.

В горницу вошел Николай. Увидев Лиду, он помрачнел и затоптался в нерешительности, не зная, что говорить и что делать.

— Вы… уже завтракаете? А там Пелагия еду приготовила… Пойду я тогда, раз так…

— Может с нами? — предложил Валерий. — Заодно поговорим. У меня много вопросов.

— Вопросы никуда не денутся, в отличие от ответов, — изрек Николай уже в дверях. — А вообще приходи, коль надумаешь.

Лида сидела насупившись. Личико ее перестало сиять, губки недовольно сжались.

— Я тоже пойду. Надо клюкву просушить. Сом с Мисосом вчера в болота ходили — твои мешки искать. Один дед нашел, тут неподалеку, а второй Мисос только к вечеру притащил. Где-то за Читовыми топями ты его утерял. Это далеко отсюда.

— Как же он его разыскал? — удивился Валерий.

— Чутье у него какое-то. Говорят, он тонул не раз и всегда из трясины вылезать умудрялся. Всю жизнь его вроде бы знаю, а совсем человек чужой, непонятный. А ты ешь, ешь, я посуду попозже заберу…

Валерий остался один. Он перестал жевать, и все сидел, думал. Потом пододвинул мед и стал есть его ложкой, запивая большими глотками молока.

Дверь скрипнула, и в горницу вошел новый посетитель. Бегло осмотрел стены, ухмыльнувшись, перекрестился на царя, зачем-то заглянул в печь и остановил взгляд на недоеденной картошке.

— Завтракаете? — спросил скрипуче. Тут же подсел к столу и уставился на Валерия придурковатым взглядом. При этом все его тело, от ступней до макушки, находилось в каком-то странном движении, нервно подрагивало, колыхалось. Лицо, заросшее неопрятной клочковатой бородой, было испещрено морщинами и рубцами. Зубы, кривые и желтые, торчали изо рта.

Валерий подтолкнул к нему миску с картошкой.

— Не люблю доедки, — отчеканил мужичок и перевел взгляд на туесок с медом.

Валерий протянул мед, но странный посетитель тут же стал коситься на сало.

— Будешь? — спросил Валерий.

— Невкусная еда, — сморщился гость.

— А какая вкусная?

— Ты — вкусный, но я уже завтракал, — сказал пришедший и перестал пялиться на еду.

— И кого же ты слопал? — спросил Валерий. Ситуация и потешала, и злила. Он не верил, что этот идиот смог бы одолеть его, заявись даже с топором. Очень хотелось дать непрошенному гостю в морду и вытолкать из дома, пиная ботинками в зад.

— Грибы кушал, — вздохнул мужичок.

— А хотелось бы человечинки?

— Не… не люблю. Они любят…

— Кто они?

— Все.

— Я кое-кого видел. Кто они. Оборотни или люди?

— Они — люди.

— А ты?

— Я?.. Не знаю кто я. Забыл.

— Ты можешь вывести из болот?

— Я?! — На миг показалось, что в глазах посетителя промелькнул смысл, но он тут же прикрыл их, словно задумавшись.

— Не-е. Я боюсь.

— Кого?

— Их.

— Кого именно?

— Их всех.

— И профессора?

— Не-е. Профессор хороший. У него квас вкусный.

— А Лиду?

— Лида добрая.

— А Сом?

— И Сом добрый.

— Кого же ты боишься?

— Всех. Пойду я… спать буду…

— Посиди немного. Поговорим. Собеседник ты, как я вижу, любопытный.

— Ну, говори, раз так.

— О Николае что скажешь?

— Николай болота любит, а Пелагия — дура. И блядь. Хы-хы.

— Вот как?

— Вот так.

— Много еще жителей в деревне?

— Много, только почти все cдохли давно. Души остались. Все знудят, знудят. Надоели.

— Меня интересуют живые.

— Прошка живой. Он сильный. У него топор. Василий да Герасим, но эти не здесь живут. Они не мешают.

— Так кого же из них ты боишься?

— Тебе надо бояться.

— Кого конкретно?

— Всех.

— Как это? Если каждый из них хороший.

— Хорошие, пока не вместе.

— Ничего не понимаю.

— Еще поймешь. Хы-хы. — Пришедший пустил слюну и, поблуждав глазами по стенам, стал пялиться на хозяина дома. То глядел ему в лоб, то в рот, быстро отдергивая глаза, как только натыкался на встречный взгляд. Некоторое время он изучал потолок, но, движимый каким-то неудержимым любопытством, опять начинал высматривать что-то в лице собеседника. Тому, в конце концов, это надоело и, не придумав ничего лучшего, он принялся передразнивать своего загадочного посетителя.