Макс Мах - Альв

Смотреть на нее было одно удовольствие, особенно если знаешь, что видишь на самом деле. Яков знал. Он все понял еще тогда, когда осматривал тела в парке Академии, но ожесточенно отвергал это понимание, гнал от себя, не хотел принимать. Теперь, на четвертый день знакомства он принимал уже факты, как есть, и ясно видел следствия, проистекающие из этих фактов. Еще день-два, и это станет понятно слишком большому числу людей, чтобы продолжать скрывать правду. Куприянов уже догадался. Впрочем, "охранитель", наверняка всей правды не знал, поскольку не располагал всеми необходимыми для понимания ситуации фактами. Но он не дурак и ресурсами располагает отнюдь не малыми. Так что, тянуть нельзя. Окно возможностей закрывается слишком быстро.

"Что ж…"

— Ну, что? Как ощущения? — спросил он.

— Просто замечательно! — усмехнулась Альв. — Если не принимать в расчет того, что я об этих вещах практически ничего не помню.

— Ну, не скажи! — возразил Яков.

— Это руки что-то помнят, — покачала головой Альв. — А я по-прежнему ничего!

— Не расстраивайся! — отмахнулся Яков, старавшийся на людях, то есть при свидетелях, держаться с Альв, как можно естественнее. — Всего четыре дня прошло, а ты уже вполне освоилась. Память вернется, надо только подождать.

На самом деле, он не был уверен в том, что говорит, потому что не знал, что случилось с Альв и почему она потеряла память. А, не зная этого, как сделаешь прогноз? Но, похоже, и Альв все это понимает никак не хуже самого Якова.

— А кстати, — сменил он тему, — вы там с Трутой купили что-нибудь в торговых рядах, или просто, как по музею, прошлись?

— Купили! — рассмеялась Альв. — Боюсь, мы тебя просто разорили!

— Меня сложно разорить, — в свою очередь усмехнулся Яков. — Во всяком случае, не двум женщинам за одно единственное утро!

— Я не сказала тебе спасибо!

— Да, Бог с тобой, Альв! — вполне естественно возмутился Яков. — Ты не должна говорить мне спасибо. Мне это только в радость!

— Что ж, — улыбнулась Альв, — когда я покажу тебе все покупки, ты поймешь, как много радости мы тебе доставили! Правда, Трута?

— Так и есть!

Трута держалась молодцом, но ей это давалось отнюдь не просто. Она тоже кое-что знала о возникшей ситуации, хотя и не все. Впрочем, всего не знает никто, разве нет?

— На сегодня я со всеми делами закончил, — объявил Яков. — Поехали домой!

— Меня по дороге на мызу забросишь? — спросила Трута. — Хочу оставить локомобиль Петру.

— Не вижу никаких препятствий, — кивнул Яков. — Телефонируй ему с моего аппарата, скажи через пол часа будем у Казначейства. На Покровской, я думаю. Сейчас там движения почти нет.

Эскорт никуда не делся. Встретили у парадного входа в здание Особого Бюро, проводили до Покровской улицы, дождались, пока Трута переберется из своего "Мотора-17" с двигателем внутреннего сгорания в "Кокорев-Командор" Якова, и затем вели до мызы Норнов. Там вся компания задержалась на час с четвертью — пили чай с сушками и вареньем, — и уже после этого Яков и Альв отправились на его локомобиле домой, то есть в Свевскую заимку. "Охранители" на рожон не лезли, но из поля зрения "фигурантов" не выпускали, а вокруг особняка, и вовсе, расположились со всем возможным комфортом. Даже палатки поставили.

По-видимому, Куприянов знал сейчас куда больше, чем прошлой ночью, однако все еще недостаточно, чтобы нарушить обещание и перейти к "активным мероприятиям". Другое дело, что Яков об этом знал и был готов. Он ведь не зря добился, чтобы Альв возвратили драгоценности именно сегодня. И за покупками с Трутой отправил неслучайно. Женщины накупили целую кучу различных предметов одежды и обуви, но как говорится, легче всего спрятать лист в лесу. Среди прочего, они купили английское шерстяное платье для охоты верхом — длинное, теплое, практичное и в меру удобное, с глухим воротом, — узкие бриджи для спортивной верховой езды и кожаные сапожки со шнуровкой и на толстой подошве, специально для прогулок в горах. Чаепитие же прикрыло момент, когда Яков передал Труте все документы на свое движимое и недвижимое имущество, а также генеральную доверенность и завещание, которые "на всякий пожарный случай" были написаны загодя и отнюдь не в преддверии нынешних событий. Тогда же они были подписаны и заверены нотариусом и до времени хранились в рабочем сейфе. Всех подробностей Яков Труте не сообщил, но предположил, что покидает Себерию надолго, возможно, навсегда и что подать весточку "оттуда" скорее всего не сможет. Трута была единственным родным человеком, — пусть даже родство это было не по крови, — и Яков знал, что Трута любит его точно также, как он любит ее. Впрочем, простились без слез, таково было воспитание, полученное ими в доме Свевов.