Array Журнал «Аконит» - Аконит, 2020 № 07-08 (цикл 2, оборот 3:4, февраль)

В одиннадцать я включил кристалл сна, выпил свои таблетки — снотворное и антидепрессанты — и уснул.

Мне снова приснилось море, оно было мертвенно-зелёного цвета, и на берегу моря был я один, берег был диким и отчуждённым, словно миллион лет назад.

Следующий день был выходной — воскресенье, и мне не нужно было идти на завод.

Ко мне пришла Белка, это моя девочкадруг.

Ей тоже восемнадцать, как и мне.

Знакомы мы уже восемь лет.

Мы выпили псевдозелёного чая и стали собирать паззл — картину какого-то древнего художника под названием «Подсолнухи».

Собираем мы его уже несколько недель, и получается пока плохо, Белка всё время путает фрагменты и вообще плохо разбирается в цветовой палитре.

Она тоже, как и я, переболела в детстве циркониевой лихорадкой, только ее родители выжили, а мои — нет.

Можно было пойти в синематограф, но у нас не было денег, моя зарплата была давно, и после паззла мы решили просто пойти погулять на улицу.

Мы прошли Элизиумом и вышли на бульвар Рабов.

Шёл снег — тихий и отстранённый.

Белка была закутана в тёплое пальто, а на мне была меховая куртка.

— Тебе снилось море? — спросил я ее.

— Нет, — ответила она, — никогда, я даже плохо представляю себе, что это такое, это кажется большое количество солёной незамерзшей воды?

— Ну да, примерно так. Так пишут в газетах.

— А чего ты спрашиваешь?

— Просто, мне оно снится, постоянно снится.

— Сходи в психбольницу.

— Я и так хожу туда каждый месяц. Ну расскажу я им про море, и что?

— Не знаю, может, от этого есть какие-то таблетки.

— Ладно, давай поговорим о чем-нибудь другом.

Мы дошли до реки и ее покорного льда, река выглядела как рано состарившаяся и некрасивая женщина.

Я закурил сигариллу, а Белка достала из кармана псевдоорехи.

Так мы стояли, пока не погасло солнце, и наш квартал не стал темным, но вскоре зажглись фонари вечера.

Потом я проводил Белку домой, она жила на улице Калек, и мы попрощались.

Она поцеловала меня в щеку и, отряхнув перчатки от снега, взошла по своей лестнице.

Я постоял ещё немного, глядя на ее горящие окна, а потом пошёл домой.

Этот месяц называется декабрь-4.

Такие дела.

У нас никогда не наступает новый год.

Редкие вечерние прохожие были сумрачны и глядели хмуро и неприветливо.

Я дошёл до своего дома, там всё было по-прежнему.

И в этот раз несобранный паззл так и лежал на столе, храня невидимое тепло рук Белки.

Люблю ли я ее? — вот вопрос, который занимает меня даже больше, чем вопрос — любит ли она меня?

Я не знаю, честно, не знаю, я слишком к ней привык, она девочкадруг, слишком много лет мы знакомы.

День сегодня был долгим, и, даже не ходив сегодня на завод, я почувствовал, как устал.

Зевая, я расстелил постель, включил кристалл сна и уснул.

Море было напоено солнечным светом.

Оно было удивительно спокойным и безмятежным.

Я сидел на берегу, песок просыпался сквозь пальцы.

Вверху парили небольшие птицы, названия которых я не знал.

На берегу я был один.

Жалко, что во сне со мной не было Белки, она была бы рада увидеть море.

Пробуждение было внезапным, мерный шум моря сменился холодным криком кристалла потолка.

Я кое-как встал, ещё не вполне отойдя ото сна, и направился в ванну.

Есть мне не хотелось, и я ограничился только псевдокофе.

Утренняя дорога на завод была заполнена бесконечным падающим снегом.

На другом конце квартала Белка шла на свою фабрику текстильных изделий.

Выбирая на ленте конвейера синие кубики, я думал о Марине и Килгоре Трауте, и странном мире эпистолярной любви.

После работы я решил сходить к зимогранице декабря.

Я прошёл мостом Несчастных и по Ледяной улице вышел к границе квартала.

Зимограница сияла нестерпимым белым цветом льда.

Через дверь в границе можно было пройти в январь, если у тебя, конечно, был кристалл визы.

Дверь отворилась и оттуда вышел леточеловек, его лицо было спокойно и наполнено каким-то чувством собственного достоинства.

Жёлтый плащ горел медленным светом.

Я смотрел ему вслед, как он идёт в сторону моста Несчастных, и думал о том, что я, наверное, никогда не увижу август.

Я постоял ещё немного и пошёл домой.

В следующее воскресенье мы с Белкой должны были закончить паззл, потом можно было его склеить псевдоклеем, поставить в рамку и повесить на стену, тихим украшением моей маленькой комнаты.

Завтра мне — как и всем, пережившим циркониевую лихорадку, раз в месяц — надо было идти в больницу.