Вионор Меретуков - Тринадцатая пуля

— Проходите, — услышал я голос Берии, — проходите, художник вы наш именитый!

Старясь не испачкаться, я прошел сквозь пролом и сразу попал в знакомую приемную, где меня встретил улыбающийся Лаврентий Павлович.

Он принял у меня мольберт и, взяв свободной рукой за плечо, мягко втолкнул меня в кабинет Сталина. Войдя, я огляделся.

Здесь все было, как при первом моем визите сюда: тот же громадный стол, те же кожаные кресла, та же уродливая люстра и та же пальма в кадушке. Ну и, конечно, шедевр с генералиссимусами на стене. Отсутствовало только тело усопшего маршала Блюхера.

За длинным столом заседаний расположились члены политбюро. Глаза их горели знакомым огнем.

В дальнем углу кабинета — столик с газетами и бутылкой минеральной воды, а за столиком сидел новый персонаж.

Ба! Да это двойник Сергея Есенина! Артист и директор рынка! Известный драчун, скандалист и пьяница. На этот раз он имел трезвое лицо, на котором было написано выражение покоя и уверенности в завтрашнем дне. Его синие, лучистые, будто промытые, глаза были устремлены на вождя всех времен и народов.

— Почему он, — я указал пальцем на синеглазого, — не косит?

— А почему он должен косить? — удивился Сталин. — Коммунист всегда смотрит прямо!

А артист красивым тенором разъяснил:

— Пить бросил, вот глаза сами собой и выправились… — и он незаметно мне подмигнул.

Сталин был аккуратно, очень коротко и модно подстрижен. Подстрижены были и усы его. И он сразу стал похож на певца Фреда Мэркури. Вот он открыл рот… а что если он сейчас запоет, подумал я? Но он обычным своим голосом произнес:

— За Ильича вам, товарищ Сюхов, наше большое партийное спасибо! Нам спокойнее, да и ему лучше, пусть уж он отдыхает себе в мавзолее. Поди, привык уж за столько-то лет… Да… Такие вот дела… А вы присядьте пока рядом с нашим новым Генеральным секретарем, — и он кивнул на бывшего артиста. — Да, да, не удивляйтесь, у него очень приятная внешность, не правда ли? Такая… православная, славянская… Назрела необходимость заменить публичных лидеров. Уж больно у них там, в этой российской компартии, рожи неприятные. А у Ванадия Блювалова морда вообще противная — прямо кирпича просит…

— Да и дурак он изрядный, — вдруг выпалил Ворошилов.

— Тебе виднее, — тут же влез Хрущев.

— Кирпича, говорите, просит… Эт-то можно… — подал голос Берия.

— И взгляд у Ванадия отталкивающий… — поморщился Каганович.

— Да, Ванадием хорошо по ночам демократов пугать… — согласился Хрущев.

— То ли дело наш херувимчик! Посмотрите! Красавец! И имя у него такое хорошее, русское. Емельян. А фамилия — и того лучше — Пугачев! Мы его только раз по телевидению показали, и народ тут же за него горой!.. — воскликнул Берия. — Давно надо было такого симпатягу найти.

— Имидж у него хороший — устойчивый… — поглядывая на артиста, сказал Никита Сергеевич.

— Бабы не жалуются, — скромно подтвердил Емельян.

— И молодой… — продолжал Хрущев.

— Проживет долго… — вздохнул Лазарь Моисеевич.

— Если наш Лавруша его не ухлопает… — сказал Никита Сергеевич.

— Генсеками у нас не разбрасываются, — строго посмотрел Сталин на Лаврентия Павловича.

— А как же вы, товарищ Сталин? Кем вы-то будете? Генсеком будет Емелька, а вы?..

— Я оставляю за собой пост вождя всех времен и народов… И вообще я намерен жить вечно…

— Как это? — перепугался Берия.

— А так. Я помирать не намерен. Задумался я недавно, сосредоточился сильно-сильно и твердо решил быть вечным… И буду!..

— Этак каждый сосредоточится…

— А с каждым, Лаврентий, — усмехнулся Сталин, — с каждым это не пройдет…

— Правильно! Это вопрос надо рассмотреть на политбюро и утвердить на пленуме ЦК. Чтобы вернее было. И товарищ Сталин будет жить вечно! — вскричал Никита Сергеевич.

— С тобой, Иуда, проживешь вечно… — пробурчал Берия.

— Я вообще-то смерть не обожаю, — задумчиво произнес Каганович, — если там кто другой помрет — это еще туда-сюда, а вот если, к примеру, я сам… Нет! Не согласен я! Я тоже хочу быть вечным…

— Один вечный Жид уже был… — пробурчал себе под нос неугомонный Берия.

— Товарищ Сталин! — обратился к вождю Ворошилов. — Мне сегодня докладывали из Академии наук, что вашим именем названа комета, которая летит в сторону Земли…

— Когда…

— Вчера и назвали, товарищ Сталин. Вчера вечером, на заседании президиума академии…

— Дурак! Идиот проклятый! — набросился на него Сталин. — Я спрашиваю тебя, олух ты царя небесного, когда она врежется в землю, эта окаянная комета?