Джек Лондон - Планшетка

— Я не представлял себе, что налагаю на вас такие рабские цепи.

— Вы не налагали никаких цепей. Вы всегда предоставляли мне свободу идти моим собственным путем. Вы, наоборот, были моим послушным рабом. Вы все для меня делали и не оскорбляли при этом моего самолюбия. Вы предупреждали мои желания без намека на то, что стараетесь предупредить их. У вас все выходило так естественно, и все казалось необходимым. И в то же время вы не были послушной марионеткой в моих руках. Вы, казалось, вообще ничего не делали, а все делалось само собой. Мое рабство было рабством любви. Я уже сказала вам, что моя любовь к вам поглощала все мои мысли. Но вы для этого не делали никаких усилий. Вы были там всегда, и вы никогда не поймете, какое место вы занимаете в моей жизни. Но время шло, и у тети Милдред и у дяди Роберта зарождалось к вам недоброе чувство. Они стали тревожиться за меня. Что станет со мной? Моя музыка… Вы знаете, как потускнели мои мечты о ней! В ту весну, когда я встретила вас, — мне было тогда двадцать лет, — я приготовилась к отъезду в Германию, чтобы там серьезно работать. Это было четыре года назад, а я все еще здесь, в Калифорнии. У меня были поклонники. Вы разогнали их всех… Нет, нет, не то. Я сама разогнала их. Могла ли я думать о поклонниках, о чем бы то ни было, кроме вас, если вы были рядом со мной? Но, как я уже сказала, мои родные начали тревожится за меня. Пошли пересуды: друзья, злые языки и вообще все знакомые и незнакомые… А время шло, и вы все молчали. Я могла только изумляться, недоумевать. Я знала — вы любите меня. Но с обвинениями против вас выступил сперва дядя Роберт, затем и тетя Милдред. Вы знаете — они заменили мне мать и отца. И я не могла защищать вас, но я осталась верна вам. Я отказалась обсуждать ваше поведение, я замкнулась в себе. Это повело за собой отчуждение от родных. Я стала получужой в семье, в родном доме. Мне тяжело было смотреть на траурное лицо дяди Роберта, чувствовать, как я разбиваю сердце тети Милдред. Но что же я могла сделать, Крис? Что я могла сделать?

Мужчина, голова которого покоилась на коленях у девушки, застонал. Но и только. Другого ответа не последовало.

— Тетя Милдред заменила мне мать, но я больше не прихожу к ней с откровенными излияниями. Книга моего детства закрылась. А это была такая чудесная книга, Крис… Ну, не будем говорить об этом. Все же у меня огромное счастье. Я рада, что могу откровенно говорить о моей любви к вам. Это дает мне блаженство. Я не могу выразить, как люблю вас… Вы помните елку, которую тетя устроила для детей? Мы играли в жмурки. Вы схватили меня за руку и сжали так крепко, что я вскрикнула. Я не говорила вам, но рука у меня долго болела. И как была сладостна для меня эта боль! На руке, черным и синим, отпечатались ваши пальцы. Это было ваше прикосновение, ставшее видимым. Неделю следы оставались на моей руке, и я целовала эти знаки часто, часто! Мне было ненавистно видеть, как они исчезали, как возвращалась белизна и вытесняла следы вашего прикосновения. Иногда… О, я не могу объяснить, но я так любила вас…

Наступило молчание. Она продолжала гладить его волосы, рассеянно смотря на большую серую векшу, веселую и резвую, прыгавшую по прогалине между высокими деревьями. Хохлатый дятел, энергично стучавший клювом по упавшему дереву, на мгновение привлек взгляд девушки. Мужчина не поднимал головы. Он еще крепче прижал свое лицо к коленям Льют, а его поднимавшиеся и опускавшиеся плечи показывали, как он тяжело дышит.

— Вы должны объяснить мне, Крис, — мягко сказала девушка. — Эта таинственность убивает меня. Я должна знать, почему мы не можем пожениться. Что же, всегда все останется так, как теперь? Правда, мы встречаемся часто, но все же между нашими встречами есть промежутки — и какими долгими они мне кажутся! И так будет всегда? Конечно, это счастье — любить. Я знаю, вы сделали меня безумно счастливой. Но все же по временам я жажду большего. Я хочу, чтобы мы все время были вместе. Я хочу, чтобы между нами было тесное содружество, товарищество, общие интересы, которые будут у нас, когда мы поженимся… — Она быстро перевела дыхание. — Ах да, я забыла. Мы никогда не будем женаты. Вы должны мне сказать — почему.

Крис поднял голову и посмотрел ей в глаза. Это была его привычка. С кем бы он ни говорил, он всегда смотрел собеседнику в глаза открыто и прямо.

— Я думал о вас, Льют, — начал он, — я думал о вашем будущем, как только это началось… Я должен был уйти от вас. Я знал это и все же не ушел. Я люблю вас и не могу уйти. Не могу справиться с собой. Не раз принимал я твердое решение уйти и… не исполнял его. Я похож на пьяницу. Я пьян вами. Конечно, это слабость, я знаю. У меня не хватает сил уйти от вас. Однажды я пытался. Помните, я уехал. Вы удивлялись тогда — почему; теперь вы знаете. Я уехал, но… вернулся. Зная, что брак между нами невозможен, я все же вернулся. Прогоните меня, Льют. У меня нет сил уйти самому.