Глен Дункан - Последний вервольф

— Харли! Ты слушаешь? Дома небезопасно. Убирайся оттуда.

— Ты уверен?

— Уверен. Не трать время.

— Нет, я хочу сказать… Они не знают, что ты здесь . Не могут знать. Я видел сегодняшние обновления Интела. Черт возьми, я их сам писал . Джейк!

Под таким снегопадом найти меня по следам невозможно. Если он высматривает меня через дорогу, то сейчас стоит в дверном проеме. Там был лишь один худощавый лохматый брюнет модельного вида, одетый в пальто-тренч и как будто всецело поглощенный своим телефоном. Если это он, то он или идиот, или очень старается, чтобы я его заметил. Других подозрительных объектов поблизости не наблюдалось.

— Джейк!

— Да. Слушай, кончай маяться дурью. Тебе есть куда пойти?

Я услышал судорожный вздох и почти увидел, как он понуро горбится в своем льняном костюме — усталый, старый. Вдруг осознать, что прикрытие в ВОКСе пошло к чертям… Это было выше его сил. В семьдесят лет поздно начинать с нуля. Судя по тому, что я слышал из телефонной трубки, он представил именно это — съемные комнатушки, взятки, псевдонимы, рухнувшее доверие. Для старика это конец.

— Я могу поехать к Основателям, при условии, что не схвачу пулю по дороге на Чайлдз-стрит.

Основателями Харли называл «Основы» — элитный закрытый клуб с дворецкими а-ля Дживс, самой современной охраной, бесценным антиквариатом, лучшей развлекательной программой, массажным салоном, штатной гадалкой и шеф-поваром, которого эксперты «Мишлена» оценили в три звезды. Членство в клубе подразумевало богатство, но исключало славу; популярность привлекала внимание, а здесь отдыхали состоятельные люди, которые не переносили шумихи. По словам Харли, о существовании клуба знали всего человек сто.

— Давай я сначала проверю, — предложил он. — Свяжусь с ВОКСом и…

— Пообещай, что возьмешь пистолет и уберешься оттуда.

Он знал, что я прав, просто не хотел в это верить. Только не сейчас, когда он настолько не готов. Я представил, как он осматривает комнату. Свои книги. Столько всего закончилось в один момент без предупреждения.

— Ладно, — сказал он. — Дерьмо .

— Свяжись со мной, когда доберешься до клуба.

Пока я топтал снег у «Фламинго», мне в голову пришла благая мысль. Ни один Охотник не будет так рисковать на публике. Снаружи ночной клуб был представлен темным, ничем не выделяющимся кирпичным фасадом и металлической дверью, которая с таким же успехом могла вести в банковское хранилище. Над ней розовым неоном светился маленький силуэт фламинго, заметный только завсегдатаям. Если бы я был героем кино, то вошел бы, а потом ускользнул от погони через окно в сортире, а может, встретил бы девушку и позволил увлечь себя трагической страсти, которая рано или поздно спасла бы мне жизнь (увы, девушкой при этом пришлось бы пожертвовать). В реальности я бы вошел, проторчал четыре часа у барной стойки, все время ощущая затылком взгляд моего наемника и мучаясь бесплодными догадками, кто же это, а потом снова очутился бы на улице.

Я вышел из очереди. Мне сопутствовала странная теплая уверенность, что я поступаю верно. Я бросил беглый взгляд на модельного юношу в тренче. Он наконец спрятал мобильный и направился прямиком ко мне, хотя я все еще не был уверен, что он и есть моя гончая. Признаться, свет еще не видел такой изящной походки. Я посмотрел на часы: 12:16. Последний поезд с Глачестер-роуд отходит в 12:30. Даже таким шагом я успеваю. А если нет, всегда можно остановиться в «Кавендише» и на эту ночь избавить Мадлин от моего общества. Хотя это как раз небезопасно: я предоставил ей неограниченную свободу действий в плане заказов в «Зеттере», так что к утру рискую остаться банкротом.

Можно возразить, что это мало похоже на соображения человека, уставшего от предсказуемости, глупости и фальши. Допустим. Но одно дело — знать, что до смерти двадцать семь дней, и совсем другое — понимать, что она может явиться за тобой в следующую секунду. Дать убить себя здесь, в человеческом обличье, будет пошло, неосмотрительно и — хотя справедливости и так не существует — несправедливо. К тому же мой преследователь — явно не Грейнер. Харли сказал, его светлость интересует чудовище, а не человек. Мысль о том, что меня прикончит кто-то иной, а не лучший из Охотников, была невыносима.

Я остановился под уличным фонарем, чтобы раскурить очередную «Кэмел». Внутренний циник не преминул заметить, что этих притянутых за уши доводов вполне достаточно, чтобы оправдать безнадежное, внезапно охватившее меня желание не умирать .