— Сейчас, — в унисон ему также негромко ответила Маха. — Потому и сказала, что ничего не предлагаю и времени на обдумывание не даю… торопиться, конечно, некуда, но и опаздывать с этим делом не стоит. У тебя ежесекундно отмирают мозговые клетки и рушатся нейронные связи. Значит, надо прямо сейчас встать и пойти…
— Идем… — кивнул Алексей, пытаясь подняться из-за стола.
Но то ли выпитая после долгого перерыва водка, то ли сожженные во время этого разговора нервы не дали ему нормально встать. Воронцова качнуло, повело, и он только с помощью своевременно вскочившей со стула Анастасии смог устоять на ногах.
— Молодец, — строго похвалила, будто награду выдала, Маха. — Ты как раз и поможешь Ворону добраться к выходу… пусть все вокруг сейчас тихо-мирно, но я терпеть не могу, когда обе руки чем-то заняты, так все время нехорошее и мерещится…
— А потом? — уточнила Настя, поудобнее подстраиваясь к мужу, чтобы деликатно поддержать его во время короткого перехода до дверей ресторана.
— А потом ты освободишься… на время… дальше я справлюсь сама…
… - Как думаешь, это все правда? — задумчиво спросила Нина, провожая взглядом Алексея, в окружении жены и Махи осторожно, неуверенно, но целеустремленно шагающего к выходу. — Не в том смысле, что она сказала, а в том, что это возможно сделать?..
— Думаю, об этом мы узнаем очень скоро, — пообещал Голицын. — Ну, а теперь, раз уж ситуация сложилась для всех нас такая бесперспективная, предлагаю переместиться в какое-нибудь более уютное и приятное местечко… например, в "Охотника"… а по пути захватить с собой и Анастасию, чтобы она не чувствовала себя в этот момент одинокой.
— Тебе мало двух женщин, генерал? — ехидно отметила Сова, промолчавшая, казалось, весь вечер. — Ну, и запросы у наших скромных жандармов…
— Сама ведь говоришь, что я генерал, — улыбнулся Голицын. — У любого генерала должна быть свита, а два человека, каких бы достоинств они ни были, на свиту никак не тянут…
42
Устала скрипка, хоть кого состарят боль и страх.
Устал скрипач, хлебнул вина — лишь горечь на губах.
И ушел, не попрощавшись, позабыв немой футляр,
Словно был старик сегодня пьян.
А мелодия осталась ветерком в листве,
Среди людского шума еле уловима.
О несчастных и счастливых, о добре и зле,
О лютой ненависти и святой любви…
Константин Никольский
Конец романа