Юрий Леж - Черный дом

— Ох, лучше бы вы не спрашивали, — недовольно поморщился Синельников, открыто уже пренебрегая жандармским этикетом. — Вот я своему начальству выводы сказал, а меня — к вам отправили…

И снова поручик попытался взять паузу и опять ему не удалось перемолчать Голицына. Генерал категорически не желал задавать ненужных, наводящих или риторических вопросов, которые так любит задавать всякое начальство.

— Неземной это опий, — пожав плечами, все-таки высказался поручик. — Кто и как его делал — сказать не берусь, но не на Земле. Или, во всяком случае, не люди. По всему так выходит. И химсостав опия — последняя, можно сказать, капля в подтверждение.

— Значит, неопознанный никем поставщик, небольшой объем наркотиков, их синтетичность…

Голицын так же, как перед этим делал его собеседник, взял паузу, пользуясь своим генеральским положением, ведь не отвечать высокому начальству нельзя.

— …конечно, надо бы проработать потребителей, конечную, так сказать, станцию, — продолжил Синельников. — У нашего Департамента на такое ни сил, ни времени не найдется, а главное, желания с такими людишками разбираться, разве что — ну очень высокие чины среди них будут. Но — сомневаюсь я. А вот в том, что среди потребителей людишки очень и очень странные найдутся — уверен. Ну, это, если, конечно, как следует покопать…

— Значит, мысли о дальнейшем расследовании у тебя есть, остается только набросать план оперативных мероприятий и приступить к выполнению? — пытливо глянул на заерзавшего после таких слов на своем месте поручика Голицын.

— Это… вы меня что ж, к себе в Департамент вербуете? — все-таки решился спросить Синельников после минутного раздумья. — Так я не подхожу к вам… по моральному облику…

Генерал засмеялся, понимая, что хочет сказать жандарм. Среди прочих функций Особый Департамент занимался и внутренней контрразведкой, приглядывая за всеми работниками Жандармского Корпуса. И брать из другого Департамента на службу не раз и не два проштрафившегося по пьяному делу, засидевшегося в поручиках простого оперативника выглядело бы нонсенсом.

— Меня твой моральный облик не волнует, — твердо ответил Голицын. — И тебя я не вербую, и шпионить за своими товарищами не заставляю. Всего лишь — временно прикомандировываю, на период расследования дела о синтетическом опии. Я, поручик, без малого десяток лет в оперативниках прослужил, понимаю, что тебе сейчас легче всех работать по этому делу будет. И — плодотворнее.

Не сдержался все-таки генерал, похвастался перед низшим чином своими заслугами, но получилось, как бы, и по делу.

— … так что — иди сразу во второе отделение, это третья комната по коридору направо, представишься капитану Яшину, он пока там исполняет обязанности начальника. У них сейчас парочка столов свободных найдется. Посидишь до вечера, напишешь план мероприятий, а с утра — снова сюда, решим, что и кто конкретно будет делать по этому плану. Понятно?

— Так точно, ваше превосходительство! — вскочил со своего места уже по-военному и без всякой нарочитости Синельников. — Разрешите исполнять?

— Действуй, поручик, и — особо так ни с кем не советуйся и подробностями дела не делись… у нас это не принято.

"Вот дела-то… из огня, да в полымя, — подумал бывший теперь уже "нарк", шагая через генеральскую приемную на выход. — Эх, не зря говорят по Корпусу, что Голицын — штучка еще та, моментально во всем разбирается… Жаль только, ребята в Департаменте могут не так понять… да это уж не от меня зависит, как поймут, так и поймут… а вот у меня теперь руки-то совсем развязаны, что захочу по делу этому — всё возможно будет, хоть Патриарха допрашивай. Правда, в таких вот случаях говорят не "допрашивай", а "побеседуй", но суть не меняется от названия… Хоть в этом повезло".

И выпроводивший поручика из своего кабинета Голицын размышлял в том же направлении: "Удачно день начался, однако. С хорошего. Синельников этот, если б не пил горькую, давно в майорах ходил бы, есть у него и хватка, и ум. Как он сумел разобраться с опием… вот пусть теперь этот ум на пользу Особого Департамента потрудится…"

— Ваше превосходительство! Дневная почта, — в дверях кабинета вновь возник референт, но в этот раз не задержался надолго.

Мимо него, решительно оттесняя чуть замешкавшегося мужчину, в кабинет прошла совсем молоденькая девчушка лет двадцати, не более, стройненькая, курносая и улыбчивая. Одна из младших секретарей по имени Катерина всё чаще и чаще носила генералу скапливающиеся трижды в день бумаги: шифрограммы, докладные записки, распоряжения руководства, сводки происшествий, обзоры прессы. Чем уж она так влияла на генерала, никто не мог понять, но подружки-сослуживицы, и не только они, приметили, что у Голицына, после появления в его кабинете Катерины, всегда улучшается настроение, и с недавних пор использовали природное обаяние девушки в собственных, не всегда бескорыстных целях.