Владимир Анин: Легенда о двенадцати ковчегах

— А кто говорит о бескорыстии? Если мы там действительно что-то ценное найдем, отдадим ему какую-нибудь вещицу, пусть наслаждается.

— Вот еще! — возмутился Бершинский. — А как же наше золотое правило: все находки — в музей?

— Видимо, придется сделать исключение.

— Нет, Тёма, я на это пойти не могу. Неужели ты не понимаешь, ведь если мы найдем ковчег, да еще и не пустой, это будет самой большой нашей находкой, великой находкой, я бы даже сказал — величайшей.

— Наука требует жертв, Альберт Родионович. Вы же должны понимать, что без него мы не в состоянии организовать экспедицию, и тогда этой находки вообще может не быть. Ну, отдадим ему какие-нибудь не самые ценные безделушки…

— Там каждая безделушка бесценная, — возразил профессор.

— Хорошо, отдалим ему несколько бесценных безделушек. Они с лихвой окупят его расходы, а мы с вами получим главный приз.

— Не мы, а наука, — поправил Бершинский.

— Но мы с вами — часть науки!

— Ты, прямо, как змей-искуситель, Пучков, — покачал головой профессор. — Ладно, считай, что ты меня уговорил. Давай прикинем, что нам для этой поездки может понадобиться.

— Прямо сейчас? — растерялся доцент.

— А чего тянуть? Тем более, если ты будешь договариваться с этим твоим коммерсантом, тебе понадобится хотя бы приблизительная смета.

Они сели за стол и принялись составлять подробный список. Бершинский любил точность и обязательно упоминал в таких списках каждую мелочь, вплоть до веревок, крючков и гвоздей. Через полчаса внушительный, на четырех страницах, список был готов. Помимо обычного снаряжения и инструмента, Бершинский вписал туда дюжину динамитных шашек.

— Динамит? Это еще зачем? — удивился Пучков.

— На всякий случай.

— А как мы его провезем и, главное, где мы его достанем?

— Я, Тёма, тоже умею заводить нужные знакомства. А как провезти, подумаем. Тем более, если поедем на автомобиле…

— Еще один вопрос, Альберт Родионович. Что будем делать с той женщиной?

— С Ариной? — Профессор вспомнил необыкновенные голубые глаза, и невольно сглотнул: — А что с ней делать?

— Во-первых, она тоже наверняка потребует свою долю и будет права — ведь это она принесла нам карту. А во-вторых, меня не покидает ощущение, что эта красотка захочет, чтобы мы взяли ее с собой.

— Ни за что! — отрезал Бершинский, при этом невольно ловя носом аромат грейпфрута, до сих пор витавший в воздухе. — Ты же знаешь мое правило: никаких женщин в экспедиции.

— Я-то знаю, а она — нет. Арина выглядит довольно решительной дамой.

— Я подумаю. Мы ведь завтра с ней встречаемся? Ну, скажем ей, что с собой взять не можем. А если начнет настаивать, вернем скрижаль и откажемся от дальнейшего сотрудничества.

— И вы сможете? — выпучил глаза Пучков.

— Что смогу?

— Отказаться. От такого.

— Ты прав, отказаться будет сложно. — В памяти у Бершинского вновь всплыли глаза Арины, ее чувственные губы, он вздохнул: — Но все равно попытаемся ее отговорить.

— Тогда она сама туда приедет. Без нас. Это ведь ее родина.

— Очень может быть. Значит, у нас не будет выбора и придется взять ее с собой.

— Еще одно исключение?

— Ты же сам говоришь — всё когда-нибудь случается в первый раз. Придется ради науки приглушить свой мужской шовинизм. Но это — в крайнем случае. Задача номер один — отговорить ее.

Арина вышла из здания университета и в задумчивости остановилась посреди улицы. Куда теперь идти? Она взяла отпуск на целых три недели и теперь совершенно не знала, куда себя деть. Ехать домой, в Мытищи, ей не хотелось. Немного поразмыслив, она пешком направилась в центр города. В Москве в это время хорошо: июль, многие горожане разъехались, кто на море, кто в деревню, а кто на свои приусадебные участки в садовых товариществах, гордо именуемые дачами или, как напоминание о прошлом буме бразильских сериалов — фазендами. Только, в отличие от настоящих фазенд, на этих трудятся в поте лица сами хозяева, а не жестоко эксплуатируемые рабы.

Конечно, все так же много машин, отравляющих и без того загрязненную атмосферу мегаполиса. Немилосердное солнце раскаляет каменные стены домов, плавит асфальт, отчего тонкие каблучки-шпильки оставляют на нем маленькие отметины. Жаркий воздух, густой, как кисель. При быстрой ходьбе даже тяжело дышать. А зелени вокруг совсем недостаточно. И все же Арине нравилась Москва, особенно, когда никуда не надо спешить, а можно вволю погулять, заглядывая в многочисленные магазинчики, и вовсе не для того, чтобы купить какую-нибудь безделицу, а просто так, потешить свое любопытство.