Владимир Анин: Легенда о двенадцати ковчегах

— Я, признаться, не очень вслушивалась. Бабушка уже совсем старенькая была и порой несла всякую бессмыслицу. Я помню только какие-то обрывки… Что-то про ковчеги, про Горынь-реку — это речка у нас такая недалеко протекает.

— Ну конечно! Горынь-река! Вы позволите мне на какое-то время оставить у себя этот камушек? Думаю, завтра после обеда я смогу дать вам исчерпывающий ответ, насколько ценна эта скрижаль.

— Можно спросить? — поджав губы, осведомилась Арина. — Под ковчегом может подразумеваться какой-нибудь клад?

— Ну, вообще-то ковчегами в древности именовали сундуки. Так что вполне возможно. А почему вы спрашиваете?

— Я же говорила, бабушка рассказывала про какой-то ковчег. А эта скрижаль, вы сами предположили, какая-то карта.

— Очень может быть. — Бершинский заметил во взгляде Арины некоторую напряженность и поспешил ее успокоить: — Но, уверяю вас, если мы придем к выводу, что за этим действительно может скрываться что-то особенное, без вашего участия, а тем более, без вашего ведома, никаких действий предпринимать не будем. Даю вам честное благородное слово.

— Хорошо, — сказала Арина, вставая. — Тогда — до завтра.

Бершинский поднялся проводить гостью. Она подошла к двери и еще раз скользнула взглядом по лежащей на столе скрижали.

— Во сколько?

— Давайте в три, — предложил профессор.

— Здесь?

Что-то подстегнуло Бершинского, он стоял, впившись взглядом в эту роскошную женщину, и неожиданно для самого себя предложил:

— А что вы скажете насчет ресторана? За углом, знаете?

— Да, я проходила мимо. Какое-то странное название, нерусское.

— «Вечеряти». Ну, это как сказать. На древнеславянском означает — пировать. Хотя, кухня там, как это ни странно, итальянская.

— Надо же, — пожала плечами Арина.

Ее взор, беспокойно бегавший по комнате, наконец, остановился на лице профессора. Глаза их встретились, и по спине Бершинского пробежал холодок. Руки и ноги, казалось, одеревенели, а в горле мгновенно пересохло.

— Ну как, вы согласны? — с трудом выдавил он из себя.

— Договорились.

Арина повернулась и исчезла за дверью.

— Так вы уже поняли, что это за карта? — спросил Пучков, с любопытством поглядывая на профессора.

— Пока не уверен. — Бершинский сел за стол, налил себе полный стакан воды из графина и, залпом выпив, молча уставился на скрижаль. — Возьми-ка, Тёма, эту каменюку и дуй в ректорат, сделай ксерокопию. Не таскаться же нам с такой тяжестью.

— Понял. — Пучков, схватив скрижаль, выскочил из комнаты.

Профессор встал и подошел к окну. Мысли в голове его перепутались, он понимал, что эта женщина, Арина, похоже, принесла им действительно бесценную вещь. Вещь, о существовании которой он подозревал уже много лет. В то же время он никак не мог понять, что привело его в такое возбуждение: древняя скрижаль или женщина ее принесшая. На улице ярко светило солнце, весело щебетали птахи, а где-то за густой листвой шумел город. Бершинский попытался взять себя в руки и сконцентрироваться на скрижали.

«Сколько лет прошло с тех пор, как я услышал эту легенду? — подумал он. — Десять? Двадцать?»

Ее поведал ему один старый еврей, по имени Исаак Израилевич, потрясающий знаток русской истории и мифологии, познания которого распространялись далеко за пределы стандартных рамок. А потому многие его истории казались просто невероятными. Тем не менее, именно с подачи Исаака Израилевича Бершинскому удалось отыскать три поистине фантастических клада, относящиеся к временам Древней Руси.

Его раздумья прервал вбежавший Пучков.

— Всё! — выкрикнул он, размахивая ксерокопией скрижали. — Только…

— Что, только? — повернулся к нему профессор.

— Ксерокс.

— Что-то не так?

— Ну… в общем, стекло треснуло.

— Тёма, Тёма! Вечно у тебя что-нибудь случается.

— Альберт Родионович, но я же не нарочно. Тяжелая каменюка. Я, когда уже копию сделал, схватил ее, а она возьми да и выскользни у меня из рук.

— Ох, не вовремя это! Где же мы сейчас денег-то на ремонт возьмем?

Пучков вздохнул и уставился на носки своих нечищеных туфель.

— Ладно, забудь об этом, — махнул рукой профессор. — Пока. Потом переживать будем, когда вернемся.

— Откуда вернемся, Альберт Родионович?

— Из экспедиции, Тёма, из экспедиции.

— Так вы уже знаете, что это такое? — загорелся Пучков.

— Догадываюсь. Ну-ка, включай свой компьютер.

Они уселись перед стареньким пыльным монитором, и Бершинский попросил Пучкова загрузить карту Беларуси.