Матс Страндберг: Круг

Почему же именно теперь, когда он наконец стал более или менее хорошо спать по ночам и даже научился чувствовать радость, с ним произошло это?

Три дня назад его отражение в зеркале вдруг вытянулось, исказилось до неузнаваемости. И он понял, что сходит с ума. Начинает слышать голоса и страдать галлюцинациями. Он чуть не обделался от страха.

Три дня он запрещал себе думать про наркоту и бритву. Не смотрелся в зеркало. А потом случайно увидел свое отражение в витрине, и оно опять поплыло, будто было сделано из воды. Тогда он позвонил Юнте.

Ты сходишь сума.

Чужой шепот в его голове. Элиас оглядывается по сторонам и понимает, что поднялся наверх по винтовой лестнице к кабинету директрисы. Зачем он здесь?

Лампы вспыхивают и гаснут. Дверь, ведущая на лестницу, медленно захлопывается. Но он успевает услышать шарканье ног, поднимающихся вверх по ступеням.

Прячься.

Элиас бежит вдоль гулкого коридора. За каждым рядом шкафов ему мерещится опасность. Он заворачивает за угол и слышит сзади звук открывающейся двери. Шаги приближаются медленно, но неумолимо.

Вот большая каменная лестница, главная лестница школы.

Беги туда!

Ноги Элиаса подчиняются приказу, перескакивают через две ступеньки. Добежав до самого верха, он мчится дальше — через маленький коридор, туда, где запертая дверь ведет на школьный чердак. Это тупик, где почти никто никогда не бывает. Здесь расположены туалеты, которыми никто не пользуется. Они с Линнеей обычно встречаются здесь.

Шаги приближаются.

Прячься.

Элиас быстро заскакивает в туалет. Осторожно притворяет за собой дверь и, стараясь дышать как можно тише, прислушивается. Ни звука, только где-то вдалеке, взревев, умчался прочь мотоцикл.

Элиас прижимается ухом к двери.

Он ничего не слышит, но знает: там кто-то стоит. По другую сторону двери.

Элиас.

Шепот стал громче, но Элиас не сомневается: это галлюцинация.

Вот я и сошел с ума, думает он, и тотчас слышит голос:

«Да. Ты сошел сума».

Он смотрит в окно, на блекло-голубое небо. Потом переводит взгляд на стены, покрытые белым блестящим кафелем. Холодно. Одиночество переполняет его.

Обернись.

Против своей воли Элиас медленно оборачивается, как будто собственное тело уже не принадлежит ему. Чужой голос управляет им, как марионеткой из плоти и крови.

Он стоит напротив ряда раковин, над которыми висит зеркало. Видит в зеркале свое бледное лицо, хочет зажмуриться, но у него не получается.

Разбей зеркало.

Тело Элиаса подчиняется. Рука судорожно вцепляется в ручки холщовой сумки и делает широкий замах.

Звук разбитого зеркала эхом отдается от кафельных стен. Большие куски, откалываясь, падают в раковину и со звоном разбиваются на мелкие.

«Кто-то должен был это услышать, — думает Элиас. — Пожалуйста, пусть кто-нибудь меня услышит».

Но никто не приходит. Элиас остается один на один с чужим голосом.

Тело Элиаса подходит к раковине, поднимает самый большой осколок. Элиас знает, что сейчас случится. Ему страшно, кружится голова.

Ты потерял себя. Исправить это уже невозможно.

Он медленно отступает назад, в одну из открытых туалетных кабинок.

Скоро все закончится. Скоро ты перестанешь бояться.

Голос звучит сейчас почти дружески.

Элиас запирается изнутри и садится на унитаз. Он открывает рот, старается закричать. Рука все сильнее сжимает осколок, острые края режут ладонь.

Боли нет.

Он не чувствует боли. Он видит, как из ладони стекает кровь, капая на кафельный пол, но ничего не чувствует. Тело одеревенело. Остались только мысли. И голос.

Твоя жизнь трудна и легче не станет. Закончи ее сейчас, Элиас. И избежишь страданий. Предательства. Лучше не будет. Жизнь — это всего лишь унизительная борьба. Только мертвые счастливы.

Элиас не пытается сопротивляться, когда осколок разрезает рукав длинной футболки, обнажая покрытую шрамами кожу.

«Мама. Папа, — думает он. — Ничего, они переживут. У них есть их вера. Они думают, что мы встретимся опять — там, на небесах».

«Я люблю вас», — думает он, пока острый осколок делает на коже первый надрез.

Он надеется, что Линнея поймет: это был не его выбор. Все остальные скажут, что он покончил жизнь самоубийством, ну и пусть говорят. Лишь бы она ему верила.

Он режет глубоко и решительно. Не так, как раньше.

Скоро все закончится, Элиас. Еще чуть-чуть — и все. Так будет лучше. Ты достаточно настрадался.