Либба Брэй - Прекрасное далеко

Я сделала то, что просила миссис Найтуинг. Но я не стираю все воспоминания девушек полностью. Я оставляю им один маленький символический знак прошедшей ночи: сомнение. Ощущение, что, возможно, в мире есть нечто неведомое… Это не более чем крошечное семечко. И вырастет ли из него что-то полезное, я не могу сказать.

Когда приходит очередь Бригид, я нахожу ее бодрствующей в ее маленькой комнатке.

— Со мной все в порядке, милая. Я вовсе не хочу забывать, если ты не возражаешь, — говорит она, и я вижу, что на подоконнике ее окна уже нет рябиновых ветвей.

В Индии я однажды слышала древнюю народную поговорку. Она гласит, что, прежде чем мы сможем что-то рассмотреть как следует, мы должны пролить много слез, которые омоют путь.

Я плачу дни напролет.

Миссис Найтуинг не заставляет меня спускаться и не позволяет никому, даже Фелисити и Энн, входить ко мне. Она сама приносит мне еду на подносе, ставит его на стол в полутемной комнате и уходит, не сказав ни слова. Я только и слышу, что шорох ее юбки по старым доскам пола, когда она шагает туда-сюда. Иногда я просыпаюсь очень рано, и мне кажется, будто я прихожу в себя после очень долгого и очень странного сна. Бархатный свет смягчает резкость линий в комнате, обливая все предчувствием некоей возможности. В такой благословенный момент я ожидаю, что день будет таким же, как многие дни прежде: я буду изучать французский язык, смеяться с подругами. Я увижу Картика, идущего через лужайку, и его улыбка наполнит меня теплом. И как только я начинаю верить, что все в порядке, свет неуловимо меняется. Комната обретает истинные очертания. Я пытаюсь вернуться к блаженному неведению, но поздно. Тупая боль истины наваливается на душу, прижимая ее к земле. И я окончательно и безнадежно пробуждаюсь.

Утро нашего отъезда обещает самый прекрасный весенний день из всех, что я видела.

Когда приходит наконец момент прощания, Фелисити, Энн и я растерянно стоим на лужайке перед школой и глядим вдаль, высматривая поднимающуюся на дороге пыль — сигнал о приближении экипажей. Миссис Найтуинг поправляет воротник пальто Энн, убеждается, что моя шляпка надежно приколота к волосам, а чемодан Фелисити должным образом застегнут.

Я ничего не чувствую. Я оцепенела.

— Ну что ж, — говорит миссис Найтуинг, наверное, в двадцатый раз за последние полчаса, — вы проверили, у вас достаточно носовых платков? У леди никогда не может быть слишком много носовых платков.

Она всегда останется все той же миссис Найтуинг, какие бы ужасы ни происходили вокруг, и сейчас я радуюсь ее силе, каков бы ни был ее источник.

— Да, спасибо, миссис Найтуинг, — говорит Энн.

— Ах, хорошо, хорошо…

Фелисити подарила Энн гранатовые серьги. Я подарила ей костяного слона, которого привезла из Индии.

— Мы будем читать о тебе в газетах, — говорит Фелисити.

— Да я ведь всего лишь одна из группы девушек, — напоминает Энн. — Актрис в этом спектакле много.

— Да, ну и что? Каждый должен с чего-то начинать, — произносит миссис Найтуинг.

— Я написала своей кузине, объяснила, чтобы она не ждала моего возвращения в их дом, — говорит Энн. — Она ужасно разозлилась.

— Да, но как только ты станешь звездой лондонской сцены, они тут же начнут выпрашивать у тебя билетик и рассказывать всем знакомым, что отлично знают тебя, — заверяет ее Фелисити, и Энн улыбается.

Фелисити поворачивается ко мне:

— Полагаю, когда мы встретимся в следующий раз, мы будем вполне достойными леди.

— Наверное, так, — отвечаю я.

И больше нам нечего сказать.

Со стороны младших девочек, столпившихся на лужайке, доносится веселый писк. Приближаются экипажи. Девочки чуть ли не сбивают друг друга с ног, торопясь к нам с этим сообщением.

— Довольно, довольно, — ворчит на них Фелисити и спешит спрятаться от шумной толпы в карете.

Сундук Энн тщательно обвязывают веревками. Мы обнимаемся, но не позволяем себе затянуть объятие. Наконец Энн садится в экипаж, чтобы отправиться на станцию, а оттуда — поездом в Лондон, в театр Гайети.

— До свидания! — кричит она и машет нам рукой из открытого окошка экипажа. — До завтра, и завтра, и завтра!

Я поднимаю руку, чуть заметно шевеля пальцами, и она кивает, и мы обе понимаем, что нам достаточно и такого прощания.

Через несколько часов и я буду в Лондоне, в бабушкином доме, готовиться к головокружительному мельканию балов и приемов, в котором и заключается сезон в светском обществе. Потом наступит та самая суббота, и я склонюсь в реверансе перед королевой, и так состоится мой дебют, а мои родные и друзья будут наблюдать за мной. Будут еще бесконечные ужины и танцы… Я надену чудесное белое платье, в моих волосах будет красоваться плюмаж из перьев страуса…