Владимир Аренев - Душница

Он подумал про день рождения Настиного брата. Глупая идея: устраивать праздник тому, кто не сможет повеселиться. Успокоит это брата или только ещё больше расстроит? Да поймёт ли он вообще, что происходит?

И какой подарок для него выбрать?..

Вечером позвонил Лебединский.

— Ты чего, — спросил, — с Курдиным помирился?

— А?

— Ну вот и я подумал, что фигня.

— С чего ты вообще взял?

— Да так… — уклончиво сказал Лебедь. — Говорят… — Он прокашлялся и как бы между прочим поинтересовался: — Слушай, ты сейчас один?

Сашка оглянулся на кухню, где мама разогревала ужин. Отец, хмурясь, читал в гостиной какие-то распечатки.

— Ну, один. И чего? — спросил Сашка, прикрывая дверь своей комнаты. Сел за стол, переложил мобильный в другую руку, а сам начал малевать на листке блокнота бессмысленные узоры.

— Ты давай поосторожней завтра-послезавтра. Ну, там в школу когда будешь идти. А обратно вообще предлагаю вместе и по людным улицам.

— Сдурел?

— Ты, Турухтун, слушай, что тебе умные люди говорят. Рукопят с того случая на тебя сильно злой. Вроде как собирается со своими тебя заловить.

— Пусть попробует.

— Дурак ты, Турухтун. Они ж психи: если начнут…

Сашка вспомнил, как Рукопят возился в грязи.

— Не начнут.

Лебедь фыркнул.

— Ладно, — сказал, — не начнут так не начнут. Можешь просто по старой дружбе сделать то, о чём прошу?

Сашка нарисовал ещё один завиток. Соединил с соседним. Чуть замешкался, решая, какой будет улыбка и какими — глаза.

— Лебедь, давай с послезавтра, идёт? Завтра не могу.

— А, ну понятно. Опять Настя, да? Наконец-то пригласил в кино? Смотри, Альфредо. Если передумаешь, предложение остаётся в силе.

— Спасибо, Лебедь. Я это ценю, правда. Но завтра никак.

Он нажал «отбой» и какое-то время просто сидел, глядя на получившегося пса. Кудлатого и жизнерадостного, с воздушным шариком в кулаке.

Что бы ни рисовал, рано или поздно завершал таким псом. Как будто это могло помочь понять деда или Настиного брата.

За ужином отец сказал, что пришло письмо из душницы.

— Ждут до конца марта или куррикулюм, или шар. Иначе договор будет аннулирован. «В нынешних непростых условиях для нас является недопустимым расточительством, чтобы ячейки оставались совершенно не занятыми» — и всё в том же роде. Я перечитал договор. Имеют право. — Он вздохнул, как будто собирался сказать что-то неприятное, но неизбежное. — Может, всё-таки?..

Мать, не глядя на него, покачала головой. Продолжала наливать чай, словно ничего не случилось. Так же спокойно сказала:

— Давай не будем опять. То, что написал Бурдыга, никуда не годится, сам знаешь. «Борец за гуманизм», «сложные внутренние противоречия»… если он ещё раз явится сюда, я спущу его с лестницы, этого козла. Если не поможешь, сама справлюсь.

— Пожалуйста, не начинай!.. Хорошо, хорошо, я согласен, Бурдыга слепил очередную агитку. Ну, он всегда такое писал, раньше ты не была против, но, — отец вскинул руки, предупреждая возражения, — ты в полном праве, я не спорю.

— Он шпионил за папой. Если отдать ему рукописи, мы их больше никогда не увидим. А напечатают они только то, что им будет выгодно.

— Сейчас речь не о рукописях, прошу тебя. Лена, нам надо что-то решить. Не Бурдыга — кто тогда? Давай сядем и напишем сами. Или кого-нибудь наймём. — Отец нахмурился и покачал головой: — Вот только за какие деньги…

— Пап, — вмешался Сашка, — а кто вообще их пишет, эти куррикулюмы?

— Да по-разному. Чаще всего нанимают хрониста и рассказывают ему всё, что помнят о человеке. Ну, дают ещё посмотреть фотографии, документы… Потом он пишет, это заверяют люди, которые юридически считаются самыми близкими, памятеобразующими. Если что-то не так, исправляют, конечно. И финальную версию отправляют в душницу.

— А про бабушку писал кто?

— Про бабушку, — сказала мама, — дедушка писал. Вообще-то, про обеих твоих бабушек и про второго деда тоже.

— Только он, — добавил отец, — был поэтом. А мы с мамой ни разу не писатели.

— Слушайте, — сказал Сашка. — Слушайте, а давайте так. — Он сам понял, о чём будет говорить, только когда начал. Ему не очень нравилась эта идея. Совсем не нравилась. Но мама… — А давайте я возьму и до декабря сделаю типа как бы черновик куррикулюма? А вы потом подправите. А?

Отец взглянул на него так, словно на месте Сашки вдруг оказался говорящий енот.

— А учиться когда?

— Да чего там учиться! — с деланным равнодушием махнул рукой Сашка. — Ерунда, до конца года ничего серьёзного уже не будет. Ну, там по геометрии немножко подтяну, а так всё в порядке, честно!