Владимир Аренев - Душница

Возникла неловкая пауза. Все рассаживались за круглым столом с отверстием в центре. Настя с помощью Сашки повесила туда шарик брата, и тот едва заметно покачивался, хотя окна были закрыты, а дверь заперта.

Принесли торт со свечами, чай, горячий шоколад, молочный коктейль.

— Ну что, — сказал Курдин, поднимаясь, — можно я начну?

Он сделал паузу, чтобы убедиться, все ли его слушают.

— Денис был… — Курдин запнулся, густо покраснел и снова начал, повернувшись к шарику. — Денис, ты хороший человек. Мне повезло, что у меня такой двоюродный брат. Хоть и двоюродный, а как родной. Ты всегда бы… э-э-э… умеешь быть добрым и весёлым, это здорово. Потому что обычно люди хмурятся больше, чем улыбаются, и… — он покраснел ещё сильнее, хотя это казалось невозможным, — …и чаще обидят, чем простят. Обижать проще, тогда кажешься сильным и смелым. Простить или извиниться тяжелее. А ты уме… умеешь это. С тобой становишься чуть-чуть лучше. Это здорово. Это важно.

Он сел, вытер вспотевший лоб. Снова встал.

— Подарок, чуть не забыл! Вот, поздравляю! — Курдин выложил на стол перед шариком новенький плеер в упаковке и несколько дисков с аудиокнигами. — Слушай на здоровье, надеюсь, тебе понравится.

Малышня захлопала, Сашке ничего не оставалось, как присоединиться к ним. «Двоюродный брат, вон как!..»

Дальше поднялся пухлощёкий крепыш, вытащил наконец изо рта свой палец и разродился длинной, полной пауз, речью. Он вспомнил пару забавных случаев, поздравил Дениса с «днюхой» и положил рядом с плеером разрисованную картонку. Самодельный curriculum vitae .

— Наша жизнь, — сосредоточенно сообщил крепыш, — это то, какими нас помнят другие. Вот, я тебя помню и буду помнить таким.

Вскоре оказалось, что все одноклассники Настиного брата принесли такие же картонки. Каждый написал о том, каким ему запомнился Денис, каждый сам оформил свой вариант куррикулюма. Выглядело всё это словно работы победителей детсадовского конкурса по рисованию: кривоватые буквы, цветочки-веточки по краям, бабочки, птицы и прочие кролики внизу. Но Сашке и в голову бы не пришло над ними смеяться.

Наконец очередь дошла и до него. Сашка ограничился коротким поздравлением и вручил, точнее, положил перед шариком Дениса подарок. Аудиокнига с дедовыми стихами, дедом же начитанная лет пять назад. Одно стихотворение Сашка прочёл вслух. Не собирался и даже не знал, что помнит его наизусть, пока не начал. Просто вдруг захотелось прочесть. «Мы улетим на небеса, но корни наши — не в земле, в сердцах» и всё такое.

Потом настал черёд торта. С ним возникла небольшая заминка. Свечи; нужно было, чтобы кто-то их задул.

Сашка даже не был уверен, понимал ли брат Насти, что его поздравляют. После того случая в душнице Сашка очень редко слышал голоса, он научился сознательно заглушать их, вытеснять прочь из головы. Но здесь, в этой комнате с цветочками на стенах, обычными воздушными шариками под потолком, с расписными деревянными стульями, Сашка то и дело слышал сдавленные детские всхлипывания. Как будто с другого конца телефонного провода.

— А теперь, — сказала Настя, — давайте поможем Денису задуть свечи.

Она запела «С днём рожденья тебя!», остальные подхватили, встали и захлопали в ладоши. Сашка тоже поднялся, но его вдруг поразило чувство абсурдности происходящего. Пародия на день рождения. Если бы поздравляли попавшего в катастрофу и закованного в гипс — и то было бы не так жестоко.

Этот день рождения нужен маме Дениса, нужен Насте. Но тому, кто сейчас находится в шаре… Нет. Точно не нужен.

Странно, что этого никто не понимал.

По счёту «раз, два, три!» все они наклонились, чтобы задуть свечи, но вдруг шарик в центре стола резко качнулся в сторону торта — и свечи погасли сами.

Наступила растерянная тишина. Её нарушил чей-то голос:

— Простите, ребята, я, кажется, ошибся комнатой.

Мужчина в мятом пальто и спортивной шапке стоял, распахнув дверь и смущённо моргая. Он как будто ещё хотел что-то спросить, но передумал и вышел. Дёрнулась ручка, клацнул язычок замка.

И, подумал Сашка, никаких чудес. А ты как хотел?

Оживлённо гомоня, принялись раскладывать торт по тарелкам. Торжественность момента улетучилась, за столом снова были просто дети, которые обожают сладкое и любят подурачиться.

Странный праздник. Они все веселились, даже Настя, — и Сашка вдруг проникся этим настроением. Он словно забыл всё, что с ним случилось за последние несколько месяцев. Уплетал за обе щёки торт, перезнакомился с младшаками, хохотал, подкалывал девчонку с косичками, спорил с задумчивым крепышом о книжках, обсуждал старые фильмы с Настей — и только на Курдина не обращал внимания, будто того вовсе здесь не было. На эти два часа не стало домашних уроков. Не стало маминой печали и папиной усталости. И Рукопятовой кодлы. И мыслей, которые всё чаще донимали перед сном…