Ольга Митюгина - Нетопырь

Слезы закапали по щекам…

Слава прислушался. В залитую солнцем комнату вкралась ждущая тишина. Лишь ветер качался в ветвях тополя за окном, болтая с ярким дневным сиянием.

Смех…

Смех рассвета…

В тишине отчаянно, торопливо, чеканила шаг секундная стрелка, спеша по своему извечному пути, бессмысленному и необходимому, как сама жизнь.

Часы…

Символ жизни.

Времени, деятельности…

Перемен в реальном мире.

Человека.

Что же вы стояли тогда, в ту памятную ночь?..

Вы опоздали, навсегда опоздали, милые часики…

Есть ли что-либо более жуткое, чем замершие стрелки часов?

Безвременье…Вечность…Смерть…

Порог.

Всадник на бледном коне.

Быть может, граница между мирами пролегает не только через зеркала, но и через циферблаты?..

Странные мысли в странное время…

Время. Ха.

А ведь ты, Славик, не верил, что можешь умереть. Не верил… Ты до последнего воспринимал все как игру…

Никто не поможет.

Ох, опять начинается это невыносимый звон в голове! От него чуть ли не лопаются сосуды… Прекратится ли когда-нибудь эта пытка?..

Мама, мамочка…поскорее бы ты пришла, мне так страшно…так больно…

… умирать одному.

Так внезапно.

А иначе и не бывает.

…Как темно. Наконец-то. Хорошо… Что это? Наверное, кончился день, село это невозможное солнце. Вот и тошнота отступает… Как легко…господи, как легко…никогда так не было…

Славу подхватило темной прохладной волной, захлестнуло — и потянуло в уютную глубину…

…и он поплыл вслед за уходящим звоном, растворяясь вместе с ним в волнах какой-то таинственной реки мрака…

И провалился в ничто.

Крика матери он уже не услышал.

…Шелест.

Ледяной колючий шелест: так земля осыпается по стенкам ямы…

Могилы?..

Холод.

Полярная стужа внутри, которую невозможно терпеть…

Так…холодно…

Промерзло насквозь все тело, не пошевелиться…

А еще этот ветер…этот жестокий ветер…

Требовательный.

Он толкает, налетая откуда-то извне, и его упругая сила несет в себе слова…

Встань! Я приказываю. Поднимись, Вячеслав!

Этому приказу невозможно противиться!

Как…тяжело…поднять веки.

Кто так говорил?.. В какой из книг он это читал?.. Эти слова…давным-давно…

Своей властью Хозяйки зову я тебя из твоей могилы. Поднимись!

Слова похожи на ледяные острые крючья, впившиеся в самую душу…на которых она повисла, пронзенная, у самого края неведомой бездны…

Веки похожи на гранитные глыбы, неповоротливые и застывшие. Словно примерзли к глазам. Больно…

Волна света!

Прохладной водой голубой лунный луч коснулся его истерзанных глаз, неся им нежное облегчение…словно окунуться в тишину…

Это первое, что он увидел: глоток ночного серебра.

Уже потом, позже, все четче и четче перед ним начали выплывать из тьмы высокие земляные своды, мрачный потолок над ними…затем появились другие чувства: юноша ощутил твердость и узость своей постели, тонкость одеяла, понял, что может двигаться — и повернул голову.

Над ямой сидела Лиза.

В белой блузке и черных джинсах, похожая на стремительную охотницу… Волосы непокорной гривой рассыпались по плечам. Глаза…в них искры шального смеха. Девчонка, истинная девчонка — и женщина…

— Привет! — свесила она вниз голову, как будто место было самым обыкновенным. — Подьем!

— Лиза…

— Конечно, Лиза! Ждал кого-то другого, да?.. — она смешливо фыркнула. — Охотника с колом наперевес?..

Все эти шутки казались совершенно ненужными. Славе был удивителен сам факт того, что он может разговаривать, может двигаться…зная, что умер!

Или не умер?..

Или что все это может означать?..

Впрочем, зачем отрицать очевидное?.. Она подняла его.

Вот так…

— Я не могу двигаться…

— Ерунда! — отмахнулась баронесса. — В первый раз всегда немного сложно, но все пройдет, уверяю тебя! Господи, как ты красив, мальчик мой! На, взгляни!

В его ладонь сунули знакомый предмет, в котором Вячеслав без труда узнал вампирье зеркало. Цепляясь за стенки гроба, юноша смог сесть и уставился в тусклую пластинку.

И даже потряс головой, пытаясь прояснить зрение.

Поверить в то, что смотрящее на него создание действительно он, Слава, казалось запретным самомнением…

И дело было даже не в том сиянии, что сосредоточилось в глубине его кожи, лучившейся матовым лунным светом, даже не в мягком блеске ставших странно пушистыми и густыми волос, но в самих чертах лица — удивительно законченных, совершенных, четких…