Линн Шоулз - Апостолы Феникса

«Господи, я не хочу умирать…»

В мозгу вспыхнуло воспоминание о последних мгновениях жизни Даниеля и о том, как бился в агонии тот человек в Панаме. Ее охватил ужас.

«Не хочу умирать.

Не хочу умирать!»

Сенека запрокинула голову, посмотрела на мужчину, поднимающегося по храмовым ступеням. Сначала в поле ее зрения появилась стетсоновская шляпа, потом лицо.

Билли Гровс.

Он добрался до верхней площадки, она увидела реликварий и всхлипнула. Когда он рассказал ей, как натолкнулся на этот плат, она сопоставила его историю с тем, что говорил об этой реликвии Эл и поняла, что делать.

Повеление ангела Веронике состояло их двух частей. Первая — отереть лицо пророка. Вторая — сжечь плат, но только после вознесения Христа.

В этом ключ.

Если бы Вероника не коснулась лица Христа своим платом, он бы не воскрес; он умер бы, как любой другой человек. Но она отерла пот и кровь с его лица, и Христос восстал из мертвых. Он не вознесся на небеса тотчас; это произошло через сорок дней. Если бы Вероника спалила плат в огне в течение этих сорока дней до Вознесения, Иисус умер бы, как простой смертный. Сенека получила указание уничтожить плат. Она должна сделать то, чего не сделала Вероника. Она должна выполнить повеление ангела, и тогда этот кошмар кончится.

Гровс, ступив на верхнюю площадку, показал реликварий Скэрроу.

— Ты знаешь, что это такое? — он кивнул в сторону Сенеки. — Она говорит, что может остановить это безумие. Я ей верю. Для этого ей только нужно то, что лежит здесь.

Скэрроу отступил еще дальше от края, из поля зрения камер и толпы, и потянул за собой Гровса.

— Нет, Уильям. Ты не понимаешь. Если мы не вернемся к старине, не воздадим нашей кровью богам, мир погибнет. Я должен спасти нас всех. Вот зачем мне был ниспослан дар плата.

— И мне был ниспослан тот же дар. Но по ошибке, и пора прекратить все это дело. Я, правда, не знаю, как это сделать, но она знает. — Гровс обошел Скэрроу, стал рядом с Сенекой и открыл реликварий.

Сенека увидела плат и слезы покатились по ее щекам. Адепты-охранники отступили, и даже ее предполагаемый потрошитель скрылся куда-то в тень. Гровс бережно вынул плат и передал его Сенеке. Принимая его, Сенека с болью посмотрела на Гровса.

— Вы понимаете, что это значит для вас?

— Я готов.

— Что вы делаете? — рванулся к ним Скэрроу.

Сенека вдруг ощутила в себе силу, унаследованную от матери, эта сила сейчас пронизывала каждую клеточку ее тела. Она протянула плат к Вечному пламени.

— Ангел повелел Веронике сжечь плат. Я закончу дело, которое она начала.

Скэрроу побледнел.

— Погодите! — И он заговорил тихим, баюкающим голосом, с завораживающими интонациями, так что слова его словно бы окутывали шелковым коконом.

— Коснись им лица, и ты будешь жить вечно. Ты видела смерть вблизи, ты ощущала смертную дрожь, видела конвульсии последнего вздоха. Твоего Даниеля. Моего апостола. Ты понимаешь больше, чем другие. Легкое прикосновение к лицу — и тебе не придется через это проходить. Ты никогда не умрешь.

Сенека прижала плат к груди.

Никогда не умрешь.

Никогда.

Гровс притронулся к ее плечу.

— Вы действительно этого хотите? Посмотрите на меня. Смелее, Сенека Хант!

Скэрроу схватил ее за руку и потянул руку с платом к ее лицу.

— Да-да, смелее, прими этот чудный дар бессмертия!

В следующий миг время словно бы остановилось. Вырвав руку, она разжала пальцы.

— Не-е-ет! — взвыл Скэрроу.

Сенека зачарованно смотрела, как кусок ткани падает в Вечное пламя. Вот он приподнялся в струях горячего воздуха и плавно опустился в огонь.

Скэрроу рванулся потушить ткань, но не успел. При соприкосновении с огнем на священной реликвии проявилось изображение лица Билли Гровса; края свернулись, обуглились, и плат полыхнул ярким пламенем.

Трое стояли неподвижно, глядя в огонь.

Бежали секунды. Ничего не происходило.

У Гровса в глазах появилось отчаяние.

На лице Скэрроу ужас сменился облегчением, потом бурной радостью. Он простер руки к небесам и вознес молитву богам. Потом обратился к Сенеке.

— Напрасно ты отвергла дар — больше его не предложат.

И тут она увидела, что из-под рукава у него капает кровь, крошечными розочками падая на белый мрамор пола. Она перевела взгляд на его ноги — золотые ремешки сандалий стали красными. Раны от гвоздей открылись, из них текла кровь, образуя на полу багровую лужу. На белых одеждах проступили красные пятна — кинжальные раны, которые он получил в Ночь печали.