Константин Каин - Раскол Грасса

— Не знаю как у вас, но у светлых слово семья не пустой звук. Отец выстраивал наше дерево веками. Дед ушёл в мир духов около двухсот лет назад, устав от постоянных политических игр, рост нашей семьи до статуса детей леса их заслуга.

Но в последнее время совсем малая часть лесных открытий выдаётся нашему народу, почти нет ничего нового, что бы мы могли предложить. Наша семейная честь в упадке. Столетия процветания подходят к концу, а почитающих эльфов, благодарных за простые мелочи вроде той же площади или травяных дорог, всё меньше. Эльфы принимают всё как должное. Что нам оставалось делать? Падать по иерархии эльфийских кланов?

Я сама предложила отцу такой вариант! У правителя единственный наследник, а у нашей семьи ещё есть отпрыски для продолжения рода. Я же послужу связью между двумя почти равными родами, конкуренцию и политическую борьбу в таких условиях вести не нужно. Отец с сёстрами и дальше смогут спокойно заниматься общим делом. При поддержке правителя это будет просто.

Учитывая неспешный рост количества наших детей, пройдёт немало времени, прежде чем что-то вновь изменится. Устойчивость и традиции нужно поддерживать любыми способами.

— Это закостенелые идеи, жертвенность в наше то время? Счастливая эльфийка сделает для Эруфума гораздо больше, чем та, кто поневоле живёт с чуждым мужчиной.

— Тебе не понять, тёмный, ты тот, кто живёт по зову тела. Дух и род для тебя пустые слова, а отец твой сгорает от стыда и боли утраты, пока ты слоняешься отшельником по лесам.

— Да наплевать мне на всех! Я не собираюсь потакать их желаниям заполучить побольше власти. — Сказал и сам осекся, вспомнив, с чего всё завязалось и как я начал свою кровавую историю. — Прости, Сирлина, возможно, в чём-то мы всё-таки одинаковы.

— Все мы дети одного леса, разросшегося по всему миру...

— Так давай объединимся, убежим вместе! Станем сильнее и принесём в Эруфум свою правду. Нельзя постоянно идти за кем-то, за одними и теми же идеями, держаться только за семью и род. Нужно создавать свою историю!

— И всё же, мы разные, Годрил, — задумчивость эльфийки перетекла в полный грусти голос, — традиции и новаторство, это не совместимо в одном союзе, как ни старайся объединить. И понять мы друг друга не в состоянии. Прощай, милый друг. Больше не вздумай марать моё светлое имя. — она впервые так ко мне обратилась за всё время и от этого обращения мурашки пробежали у меня по спине, неужели это правда и нам придётся расстаться навсегда?

После этих слов эльфийка ушла не оглядываясь, Рукс провожал её глазами полными грусти и немного поскуливал от накала нашего разговора, будто по-настоящему всё понимал.

На моём искажённом лице отразились все эмоции, безнадёга, опустошённость, угнетённость и другие, все не из лучших. А главенствовал над всеми гнев, ярость на несовершенство Эруфума, на пробравшиеся и сюда идеи неизменности и застоя, отречения от всего нового, хоть и желанного. Держался я лишь до того момента, как она ушла. Так же как и пришла, не попрощавшись, не сказав ни слова, полностью оправдав мою уверенность в том, что дальнейший разговор не имеет смысла.

Я выпустил эту ярость и побежал. Осознание куда бегу и как огибаю препятствия отключилось, временами я заскакивал на спину ракента и мчался верхом, управляя им подчинением. Очнулся, лишь когда оказался в Долине надутых одурей. Воспоминания казались чем-то неприятным, последние события всё перевернули с ног на голову. И эти твари, что кусали меня! С них началась моя влюблённость в светлую эльфийку. Когда она не просто проявляла сострадание, а уже заботу.

В гневе выхватив оружие, я рубил эти горячо любимые ею ветви деревьев, топтал её любимые цветы. А когда выбежал на поляну с небольшой стайкой непуганых поддрунных кримов, на глаза попался тот самый ядовито-зелёный, что меня покусал. Как ни в чём не бывало он стоял и пощипывал траву.

В глазах стало мелькать, я словно переключался с обычного зрения на истинное, природное. Только окрашено оно было красноватым оттенком. Я окончательно установил магическое зрение и машинально отмахнулся от зелёного крима, который как раз повернулся в мою сторону. Я вложил всю ненависть в движение, будто этим мог как-то развеять свою боль утраты. Эффект вышел неожиданный. Ящер сначала стал разгоняться, но затем, красные вплетения, что были видны в истинном зрении, натянулись и лопнули. Их будто удерживали и дёргали, пока не порвали окончательно. Вернулось обычное зрение и тут я увидел окровавленное тело крима. Кожа его в нескольких местах разорвалась, будто из него что-то вытянули.