Евгений Лукин - Типа того что как бы [Сборник]

Никто не перебил Валентина — слишком уж были ошарашены островитяне его речью.

— И потом, я думаю, всем на войну идти не надо. У них же, наверное, тоже кто-то остается по хозяйству… Но представителя-то для этого дела мы выделить можем! Ну хорошо, давайте я пойду в десант…

Он увидел глаза жены и умолк.

— Сядь! — проскрежетала Наталья — и Валентин опустился на циновку рядом с Федором Сидоровым.

Примерно через час вернулся Толик, довольный уловом и «Гонораром». Кое-как утихомирив женщин, он коротко допросил Федора и, уяснив суть дела, присел на резную корму каноэ.

Вождь мыслил.

Племя смотрело на него с надеждой.

— Так, — подвел он итог раздумьям. — Воевать мы, конечно, не можем.

— Угрю понятно, — пробормотал Лева.

— Ты это Таароа объясни, — развил его мысль Федор.

— А ты почему не объяснил?

— Мужики, бесполезно! — в отчаянии вскричал Федор. — Это скала! Коралловый риф! Пуа Ту Тахи Море Ареа! Я просто разбился об него. Я ему битый час вкручивал, что от войн одни убытки. Про экономику плел, хотя сам в ней ни черта не разбираюсь…

— Интересно, — сказал Толик. — А что ты ему еще плел?

— Все плел, — устало признался Федор. — Я ему даже доказал, что война безнравственна…

— Ну?

— Ну и без толку! Да, говорит, нехорошо, конечно, но богам было видней, когда они все так устраивали.

Толик рывком перенес ноги в каноэ, встал и принялся выбрасывать рыбу на берег.

— Может, не надо, а? — робко сказала Галка. — На ночь глядя…

— Ну ни на кого ни в чем нельзя положиться! — в сердцах бросил Толик. — Корму спихните.

Корму спихнули, и он погреб к выходу из бухты.

И все опротивело Федору Сидорову. Он ушел в хижину, лег там на циновку и отвернулся лицом к стене. Самоуверенность Толика объяснялась тем, что он еще не беседовал с Таароа. Ничего. Побеседует. Все было бессмысленно и черно.

Федор представил, как молодой статный туземец умело наносит ему удар копьем в живот, — и почувствовал себя плохо. Тогда он попытался представить, что удар копьем в живот туземцу наносит он сам — и почувствовал себя еще хуже.

Прошло уже довольно много времени, а Федор все лежал, горестно уставясь на золотистое плетение циновки.

Затем он услышал снаружи легкие стремительные шаги, оборвавшиеся неподалеку от хижины.

— Это что такое? — раздался прерывистый голос Натальи. — Ты что это сделал? А ну дай сюда!

Неразборчиво забубнил Валентин. Странно. Когда это он подошел? И почему так тихо? Крался, что ли?

— Сломай это немедленно! — взвизгнула Наталья. — Ты же видишь, у меня сил не хватает это сломать!

Послышался треск дерева, и вскоре Наталья проволокла Валентина мимо стенки, за которой лежал Федор. Циновки всколыхнулись.

— Я тебе покажу копье! — вне себя приговаривала Наталья. — Я тебе покажу войну!

Федор выглянул из хижины. У порога валялся сломанный пополам дрын со следами грубой обработки каким-то тупым орудием. Судя по прикрученному кокосовой веревкой наконечнику из заостренного штыря, дрын действительно должен был изображать копье.

Наступила ночь, а Толика все не было. В деревне жгли костры и сходили с ума от беспокойства. Галка уже грозилась подпалить для ориентира пальмовую рощу, когда в бухте, наполненной подвижными лунными бликами, возник черный силуэт каноэ.

Вождя встретили у самой воды с факелами. Их неровный красноватый свет сделал бородатое лицо Толика первобытно свирепым.

— Все! — жестко сказал он.

— Я же говорил… — вырвалось у Федора.

— Дурак ты, — тоном ниже заметил Толик. — Объявляй демобилизацию. Хорош, повоевали.

— Не воюем? — ахнула Галка.

— Не воюем, — подтвердил Толик и был немедленно атакован племенем. Измятый, исцелованный, оглушенный, он с трудом отбился и потребовал ужин.

Мужчины остались на берегу одни.

— Толик, ты, конечно, гений… — запинаясь, начал Федор. — Черт возьми! Так мы не воюем?

— Нет.

— Мужики, это феноменально! — Бороденка Федора прянула вверх, а плечи подпрыгнули до ушей. — Слушай, поделись, чем ты его прикончил! Я же выложил ему все мыслимые доводы! Что война — аморальна! Что война — невыгодна! Что война — не занятие для умного человека!.. Черт возьми, что ты ему сказал?

— Я сказал ему, что война для нас — табу.

Когда уже все спали, кто-то взял Валентина за пятку и осторожно потряс. Это был Толик.

— Вставай, пошли…

Валентин, не спрашивая, зачем, нашарил руру и крадучись, чтобы — упаси боже! — не разбудить Наталью, выбрался из хижины.