Андрей Посняков - Из варяг в хазары

А что уж потом будет с Иматом, Истому не интересовало, вряд ли больше когда пригодится. А пока нужен. Нужен!

— Эй, парень. — Истома подергал приказчика за рукав. — Ты не забудь насчет сукна-то.

— Не забуду, — угрюмо отмахнулся тот. Раскосые глаза его пылали ненавистью и злобой. — Убью, — яростно шептал приказчик, сжимая рукоятку кинжала. — Убью!

Осень выдалась хмурой. По низкому небу ветер гнал серые косматые тучи, хлестал землю промозглым дождем. Еще чуть-чуть — и замерзнет Днепр, покроется толстым зеленоватым льдом, покроется снегом, и потянутся по белым сугробам санные пути-переходы к граду Киеву и дальше, в земли древлян и радимичей. А пока же не пройти не проехать ни конному, ни пешему, разве что на лодке, пользуясь последней возможностью. Да и тот путь опасен — дожди, туманы, да и ветер — перевернет лодку, и все, кто в ней плыли, — на дно, в объятья водяных да русалок.

— Посматривай, посматривай! — кричал, ворочая рулевым веслом, кормщик — кряжистый бородатый мужик в серой посконной рубахе и теплой безрукавке из бобровых шкур.

Впереди, на носу, держась за высокий форштевень с изображением зимнего солнечного идола — Чернобога, покровителя мрака и холода, стоял молодой парень, почти мальчик, без шапки, с русыми, мокрыми от дождя кудрями и каким-то жалобным, заостряющимся к подбородку лицом. Юноша напряженно всматривался в мрачный, быстро приближающийся берег, время от времени вытирая лицо рукавом. На берегу, вдоль реки, густо росли синие мохнатые ели, шумели высокими вершинами сосны, облетевшие ивовые заросли, бесстыдно голые, спускались к самой воде. Вот меж кустами мелькнуло что-то серое. Опрокинутая лодка-однодеревка, прибитая к берегу волнами? Или просто топляк? Нет, ни то и ни другое. Похоже, это все-таки были мостки.

— Приплыли, княже. — Парень обернулся, указав на мостки. В небольшой ладье, у сложенной мачты, посреди вооруженных воинов стоял князь — высокий человек, еще довольно молодой, вряд ли намного старше впередсмотрящего. Голову его покрывала круглая бархатная шапка с бобровой опушкой, ярко-алый плащ-корзно давно промок и противно лип к темно-зеленому кафтану доброго фризского сукна. Под ногами, несмотря на все усилия черпальщиков, хлюпала вода. Крупные холодные капли стекали с шапки на длинный нос и рыжеватую бороденку князя. Да и вообще, вид он имел какой-то невзрачный, не княжеский — сутулился, скалил зубы, суетился без особой нужды. Вряд ли кто-нибудь поверил бы, что он знатного рода, если б не глаза. Черные, страшные, они, казалось, прожигали собеседника насквозь, и никто не чувствовал себя хорошо, поймав на себе такой взгляд.

Обернувшись к кормщику, князь повелительно махнул рукой. Тот кивнул, что-то крикнул гребцам. Весла левого борта вспенили воду, и, повернув направо, небольшая ладья ловко уткнулась носом в мостки.

Стоящий на носу юноша быстро прыгнул вперед , едва удержавшись на скользких мостках, подхватил брошенную с ладьи веревку.

— А ты и вправду хорошо знаешь здешние места, — выбираясь из ладьи, одобрительно вымолвил князь, и юноша зарделся. Остренькое, смешное лицо его на миг озарила довольная улыбка.

А дождь всё не кончался, барабанил по ветвям елей, прибивал к земле коричневую прошлогоднюю хвою, стекал по щекам насквозь промокшего юноши, Юрыша. Тот не чувствовал промозглого осеннего холода, — еще бы, люди князя Дира посулили ему целую куну! Он действительно неплохо знал эти места, охотился вместе с отцом, пока в прошлое лето того не задрал медведь. С тех пор он, Юрыш, в семье главный кормилец.

Жили они в Киеве, у Копырева конца, и жить было непросто. Кроме старшего, пятнадцатилетнего Юрыша, в доме еще шестеро младших детей, два брата и четыре сестры. Все есть хотят, хоть братья и не сидят без дела — с утра до вечера на торгу да на пристани — где чего помочь, где что запромыслить. Вот и он, Юрыш, так же. Там же, у пристани, услыхал он от рыбаков о том, что люди Дира ищут проводника к дальнему Перунову капищу, что уже почти в древлянской земле, на север от Киева.

Дир-князь был варягом, таким же как и князь Аскольд, истинный правитель Киева, приглашенный именитыми людьми. Дир же был молодым, некрасивым и безвластным. Никто — в том числе и сам Аскольд — не считал его соправителем. Просто был Дир из знатного варяжского рода какого-то Сигурда, а Аскольд-Хаскульд когда-то с этим самым Сигурдом дружил. Вот и привечал Дира, Дирмунда, как его звали варяги. Некоторые даже за глаза называли его не просто Дирмундом, а Дирмундом Заикой, хотя молодой варяг вовсе не заикался.