Андрей Посняков - Из варяг в хазары

— А ну, стой! Стой! — на бегу громко орал он. — Ужо отведаете у меня палки, ужо!

Он не услышал, как завизжали от его крика девчонки, как послышались от реки грубые мужские голоса... Упал, получив удар в голову. Пронеслись перед глазами разноцветные искры, и всё померкло...

— Уходим. — Истома Мозгляк подобрал аркан. — Да не торопись, Альв, пока они еще придут!

— Да, — оглядываясь по сторонам, согласно кивнул варяг. — Похоже, он был один. — Он кивнул на распластавшееся по земле тело Найдена. — Той перережем горло?

— Зачем? — удивился Мозгляк. — Ты ведь знаешь, сколько нам обещал за нее Имат. Кинем в лодку — и всё. Имат встретит.

— А эти?

— Эти? — Истома скривился — девка всё-таки угодила ему горящей головней в щеку, хорошо хоть не в глаз. — А с этими придумаем кое-что. Не до нас им будет, ой, не до нас...

Нехорошо усмехнувшись, Истома нагнулся и подхватил пленницу. Миг — и все трое уже сидели в лодке и ходко гребли вниз по реке. Там в ивовых зарослях их ждал Имат с верными людьми.

— Крики, — недовольно произнес он, отсчитывая монеты. — Это плохо. Вах, плохо. Могут караван проверить, а нам завтра отправляться...

— Не проверят, — возразил Истома. — Не до того им всем будет, не до того...

Сев на коней, они скрылись в ночи.

Хельги-ярл отыскал-таки Снорри и Радимира. Те встретились ему по пути, на реке. Возвращались вместе с напуганными девчонками, которые хоть и стучали зубами, а нет-нет и бросали заинтересованные взгляды на воинов. А вот кузнец Онфим Лось хмурился: Ладиславы-то среди подруг не было. Весь лес обшарили, но так и не нашли...

— Ништо, — шептал про себя Онфим. — Ништо. Ужо весь гажий угол обшарю. А этого хазарина, ухх...

На всякий случай проплыли вдоль по реке. Пусто. И вверх поднялись, и почти до самого устья опустились, а когда вернулись... Когда вернулись — над Ладогой стояло зарево. Оранжевые языки пламени поднимались к самому небу, было слышно, как трещат бревна. По всему городу метались полуодетые люди, плакали и кричали дети.

— Пожар! — воскликнул кузнец. — Пожар, братие! Поднажмем-ка, йэх, поднажмем!

Ладога выгорела почти что дотла. Уцелели лишь те дома, что стояли за холмом, за детинцем. Детинец тоже не сильно пострадал — его-то было кому тушить в первую очередь. Да по счастливой случайности уцелел и дом Торольва: дожидаясь возвращения гостей, хозяин не спал ночью, а ходил по двору, смотрел на небо. Вот и успел принять меры. Частокол, правда, сгорел, и амбар, и конюшня. Ну, да хоть коней успел вывести...

— Ну, что я тебе говорил? Не до нас будет! — расхохотался Истома Мозгляк.

— Да, ты это здорово придумал, с пожаром, — согласно кивнул Альв Кошачий Глаз. — Теперь уж точно хазар никто искать не будет.

— Ни хазар, ни нас. А мы с тобой пристанем к какому-нибудь каравану да пересидим где-нибудь в Белоозере. Так, на всякий случай.

Ухмыльнувшись, поджигатели углубились в лес, тронутый прозрачной предутренней дымкой. Стояла мертвая тишина, даже не пели птицы — до восхода солнца оставалось совсем немного. На востоке уже виднелось алое зарево, а на западе... На западе тоже бушевало зарево. Оранжевое зарево пожара.

— Смотри, какой красавец! — с восхищением произнес Хельги, указывая на огромного лося, вышедшего из лесу на низкий берег реки, по которой медленно плыли плоскодонные суда хазарского купца Вергела.

Легкий ветерок чуть шевелил буро-зеленые листья склонившихся к воде ив, остро пахло смородиной и медом. На носу и корме судов были разбиты шатры, в которых укрывались сейчас Вергел, его помощники и охрана, в качестве каковой он и нанял Хельги сразу после пожара. На первой лодке плыл сам хозяин, его старший помощник Имат — смуглый молодой парень с круглым ноздреватым лицом — и Хельги-ярл с Ирландцем и Никифором. Снорри и Радимир располагалась в пятой, замыкающей, лодке, остальные дружинники — весьма, впрочем, немногочисленные — рассредоточились по всему каравану.

Выгодно расторговавшись парчой и богатым оружием, Вергел закупил в Ладоге выделанные коровьи шкуры, полтора десятка бочек меда, кое-что из кузнечного товару, ну и, конечно, рабов, вернее, рабынь — самый ходкий товар на восточных рынках. Собственно, ради этого Вергел и предпринял столь опасное путешествие. Славянские рабыни — светловолосые, белокожие, стройные, — связанные попарно, находились в самой середине каравана, над их головами по приказу хозяина натянули навес из плотной ткани, не из сострадания, а чтоб лица не загорели. Белая-то рабыня выше ценится, нежели какая-нибудь смуглянка, уж в этой торговле Вергел знал толк, недаром начинал когда-то приказчиком Али-бей Селима, знаменитого сирийского работорговца. Сам купец — высокий, худощавый, смуглый, с большим крючковатым носом и пронзительными черными глазами — изволил отдыхать в кормовом шатре флагманской ладьи, рядом с ним, там же, на корме, стоял другой шатер, поменьше, — для дочери купца Халисы, сопровождавшей отца в дальнем пути.