Салли Грин - Тот, кто убьет

— Нравится мне дразнить тебя, Натан. Ты так быстро заводишься. Приятно посмотреть.

— Маркус тоже был такой? Скорый на гнев?

— Я видела его всего несколько минут. Он показался мне вполне спокойным. Меркури тогда бесилась куда сильнее его.

— И он просил ее…?

— Ну почему я не могу потянуть еще чуть-чуть… заставить тебя еще помучиться?

— Да уж ты можешь.

Она снова хихикает.

— Он просил Меркури о том, чтобы она взяла на воспитание его сына. Тебя. Она отказалась. Ей не очень нравятся маленькие мальчики.

— Только в тушеном виде.

Роза опять хихикает.

Но Меркури говорила, что мой отец никого не любит, кроме себя. Значит, она все врет. Но ведь Маркус наверняка тоже это знает, а значит…

— Почему он просил Меркури о помощи?

— Думаю, теперь она жалеет, что не согласилась помочь ему. Ей бы очень хотелось иметь власть над Маркусом. Но тогда она злилась из-за Мерси.

— Но почему он пришел просить ее?

— Он думал, что Меркури должна помочь. Вы ведь все же родственники.

— Меркури моя родственница?

— Ее сестра, Мерси, была матерью Сабы.

Что?

— Маркус убил собственную бабушку?

— Ничего необычного. Только Меркури никогда ему этого не простит. Она любила Мерси. Такое не забывается. Меркури, конечно, не из тех, кто умрет за того, кого любит, но вот убить за нее она вполне может. Даже смешно. Черные Ведьмы то и дело убивают своих родственников, жен, возлюбленных. И чего шайты к ним привязались: оставили бы их в покое, они бы сами друг друга скоро перебили.

Я снова смотрю в небо. Орла нет. Меркури моя двоюродная прабабушка… А мой отец следит за мной, наблюдает всю мою жизнь.

Я возвращаюсь к коттеджу и жду Габриэля на траве.

Новость об отце взволновала меня, я рад — я просто в восторге.

Я хочу рассказать Габриэлю. Но день постепенно переходит в вечер, а вечер — в ночь. Я забываю свою радость и думаю об Охотниках. Женева кишит ими, а Габриэль так неосторожен. Он легко может сделать какую-нибудь ошибку, или его предаст тот, с кем он должен встретиться, или кто-нибудь из полукровок, о которых он меня все время предупреждает.

До следующего полудня остаются считаные минуты, когда Габриэль, наконец, появляется на крыше. На его лице ни тени улыбки; похоже, он не спал всю ночь.

Я говорю ему, что он плохо выглядит.

Тут он улыбается.

— Ты тоже. — Я заскакиваю на крышу и сажусь рядом с ним.

Он говорит:

— Есть одно прекрасное английское выражение, которое полностью отвечает моему самочувствию. — Он ложится на спину. — Чувствую себя, как будто мне яйца отрезали.

— Ты случайно не пробовал еще раз столкнуться с Охотницей?

— Нет, но сложностей стало больше. Нам пришлось пойти в обход… большой крюк сделали. Я хотел переночевать у Пайлот — она живет под Женевой, — но та только взглянула на девчонку, которая была со мной, и сказала «нет». Девчонка — чистокровная Белая Ведьма, чище не бывает, говорит, что сбежала от Совета. Но я уже не знаю, чему верить. К тому же девчонка паниковала, а это не помогло делу. Короче, все было плохо.

— И где же эта девчонка теперь?

— В квартире. Хотя я не знал, стоит ли ее туда вести. Я ей не доверяю. — Габриэль покачал головой. — Она отмалчивается со мной, говорит, что отвечать будет только Меркури, а я, как ты знаешь, ничем не могу ей помочь, пока она не расскажет все. А она не хочет. И я не хочу. Мы с ней долго ходили кругами. И в прямом, и в переносном смысле.

— Подозрительно, что кому-то приспичило сбегать от Совета и просить помощи у Меркури именно сейчас, когда они ищут меня. Как думаешь, кто ее послал, Совет или Охотники?

— Не знаю. Не могу ее раскусить. Она меня совсем измотала. Мне надо забыть о ней на время и расслабиться. И еще передать кое-что Меркури от Пайлот. А потом можно будет пойти искупаться.

Мы ждем Меркури на крыше. Я рассказываю ему то, что узнал от Розы про Маркуса и Мерси, а потом про орла. И тут как раз появляется Меркури. Наверняка она все слышала.

Но про орла она спрашивает снова. Наверняка она думает о том же, о чем и я: не был ли это Маркус.

Но я не отвечаю ей, а спрашиваю:

— Как, по-вашему, Маркус наблюдает за мной?

Я ожидаю, что она засмеется. Я и сам чувствую себя дураком, как только вопрос срывается у меня с губ.

Она говорит:

— Он любит себя одного, Натан. Если он и наблюдает за тобой, то лишь потому, что ему это выгодно.

И я понимаю, что если Маркус верит в то, что я хочу убить его, то он должен за мной следить. Но я же его сын, его единственный сын. А будь у меня сын, я бы наблюдал за ним и хотел бы с ним встретиться. Я хотел бы увидеть его по-настоящему, мне хотелось бы подержать его на руках и приласкать, когда он был маленьким. Но Маркус ни разу не пришел, чтобы навестить меня, или обнять, или…