Рекс Стаут - Это вас не убьет

К концу шестого иннинга нью-йоркцы проигрывали бостонской команде 1:11.

Скажи мне кто-нибудь, что наступит день, когда, сидя на последнем, седьмом матче между «Гигантами» и «Красными гетрами», я начну заглядываться на девушку, — и я бы рассмеялся ему в лицо. И дело тут вовсе не в девушке. Я не прочь ухлестнуть при случае за симпатичной мордашкой, просто на стадионе мои мысли заняты другим. И тем не менее в тот ужасный день со мной это произошло.

Ситуация создалась необычная, поэтому сделаю некоторые пояснения. Все пошло наперекосяк еще до начала игры. Пьер Мондор, владелец знаменитого парижского ресторана Мондора, приехал в Нью-Йорк и остановился по приглашению Вулфа у нас в доме. Бог знает почему, но он решил, что Ниро Вулф обязательно должен сводить его на бейсбольный матч, а тому представления о гостеприимстве не позволили отказаться. Что до билетов, то они перестали быть для нас проблемой с тех пор, как несколько лет назад Вулф уладил одно дело для Эмиля Чизхольма, нефтяного магната и совладельца клуба «Гиганты».

В тот октябрьский день я привез их обоих, знаменитого частного сыщика и знаменитого кулинара, на стадион на такси, провел через толпу к воротам и далее через боковой проход вниз к нашей ложе. Часы показывали 13.20, до начала игры оставалось десять минут, и все трибуны были забиты болельщиками. Когда Мондор проскользнул в ложу и сел, Вулф обвел хмурым взглядом деревянные сиденья и металлические подлокотники, после чего поднял голову и посмотрел на меня.

— Ты в своем уме?

— Я предупреждал вас, — ответил я холодно. — Посадочные места тут рассчитаны на людей, а не на мамонтов. Давайте вернемся домой.

Он сжал губы и стал опускаться на скамью, пытаясь втиснуться между нами. Не удалось. Тогда он ухватился обеими руками за укрепленную впереди балку, высвободился и со второго захода пристроил как мог свой фундамент на край сиденья

Вскоре через просторы вулфовой спины до меня донесся голос Мондора:

— Арщи-и-и, я на вас ощень надеюсь! Мне понадобятся объяснения. Щто ознащают те маленькие белые штущки?

Я люблю бейсбол и болею за «Гигантов». В этом матче я поставил на них пятьдесят долларов, но охотно ушел бы со стадиона, если бы не одно обстоятельство. Я был на работе, и Вулф платил мне за это жалованье. К тому же некоторые люди считали, что Вулф уж слишком зажился на свете, и кое-кто из них еще оставался на свободе. Вулф редко выходил из дома, но когда это случалось, я старался быть возле него. Поэтому я сжал зубы и остался.

Уборка поля закончилась, рабочие увели машины. Судьи посовещались. «Гиганты» пробежали по полю к своим воротам. Толпа разразилась приветственными возгласами, и все поднялись, когда над ареной появилось звездно-полосатое знамя. Усаживаясь снова, Вулф занял два сиденья и теперь крепко держался за балку. Эд Ромейн и один из игроков «Красных гетр» подошли к белой черте, судья подал команду, и Ромейн, оглядев поле, ударил битой по мячу. Толпа взревела.

И мои мытарства начались. Мондор был нашим гостем, и всего за восемнадцать часов до этого я трижды подкладывал себе в тарелку восхитительных телячьих фрикаделек, приготовленных им у нас на кухне, но объяснять иностранцу по ходу матча, что такое бейсбол, — основательная нагрузка для нервов. Что же касается Вулфа, то меня угнетало не столько мученическое выражение его лица, сколько сознание того факта, что к завтрашнему дню он наверняка изобретет повод свалить всю вину на меня и начать междоусобную войну.

Однако это было еще не самое худшее. Первая неприятность случилась уже до начала игры, когда объявили, что вместо Ника Ферроне будет играть Гарт. По рядам прокатился ропот удивления. Почему не Ферроне? Этот долговязый парень великолепно играл в первых шести матчах и набрал четыреста двадцать семь очков. Где он теперь? Почему его заменил Гарт?

Началась игра. Это был настоящий кошмар. Не только для меня, но и для всей публики. Как я уже сказал, к концу шестого иннинга счет стал 1:11.

В поисках менее удручающего зрелища я принялся вертеть головой по сторонам и заметил девушку, сидящую в ложе справа от меня. Я начал ее разглядывать. Она была с подругой, рыжеволосой и склонной к полноте, — так, ничего особенного. У той же, что привлекла мое внимание, были каштановые волосы и темно-карие глаза. Мне показалось, что я уже видел ее прежде, но не мог припомнить, где именно. Однако вскоре к удовольствию, которое я получал от ее созерцания, стало примешиваться чувство негодования. Девушка казалась довольной, ее глаза сияли! Очевидно, ей нравился ход игры. Конечно, никому не запрещается болеть за бостонцев, и все же это было возмутительно. Тем не менее я продолжал ее разглядывать, ведь она оставалась единственным объектом в поле моего зрения, при виде которого не возникало желания закрыть глаза и больше никогда их не открывать.