Нил Гейман - Как Маркиз вернул своё пальто

— С шага сбиться — ума лишиться, — повторил Маркиз вслух и удивился, как это ему раньше не приходила в голову такая простая и очевидная мысль. Но какой-то очень тихий голосок в его мозгу всё-таки поинтересовался: «А что это значит?»

Наконец они добрались до цели. Хорошо было оказаться среди друзей.

Время тут текло как-то странно, но скоро Маркизу и его другу с серо-зелёным лицом и длинным носом дали работу, настоящую работу, и вот какую: они избавлялись от тех членов стада, кто уже не мог ни двигаться, ни работать и отдал всё, что мог отдать. Бесполезные останки — волосы, жир и прочее — они бросали в яму. Работа была грязная, смены — долгие и утомительные, но Маркиз с другом трудились вместе и не сбивались с шага.

В трудах праведных прошло несколько дней, когда Маркиз заметил внешний раздражитель. Кто-то старался привлечь его внимание.

— Я шёл за тобой, — шептал незнакомец. — Знаю, ты этого не любишь. Но пришлось.

Маркиз не мог понять, о чём он говорит.

— У меня есть план. Мы сбежим, как только я тебя разбужу, — продолжал незнакомец. — Проснись, пожалуйста.

Маркиз вовсе не спал. Зачем его будить? О чём болтает этот чужак? Маркиз мог бы ответить, но работа не ждёт. Расчленяя очередную бывшую овцу, Маркиз думал обо всём этом и наконец решил объяснить этому типу, что он ему мешает.

— Я люблю работать, — сказал Маркиз.

Его друг с длинным гибким носом и большими ушами согласно кивнул.

Они продолжали работу. Друг Маркиза свалил останки в яму и прижал сверху. Дно ямы опустилось, и образовалось свободное место.

Маркиз старался не обращать внимания на чужака, который теперь стоял прямо позади него, и страшно удивился, когда ему зажали рот и скрутили руки за спиной. И что теперь делать? Очевидно, он сбился с шага, и надо позвать на помощь, окликнуть друга, но с залепленным ртом он мог только промычать нечто нечленораздельное.

— Это я, — прошипел голос ему в ухо. — Перегрин. Твой брат. Ты попался пастухам. Надо выбираться отсюда. О, чёрт.

Раздался лай. Звук приближался, перешёл в радостный визг и победный вой, который подхватили другие голоса.

— Где твой соплеменник? — пролаял кто-то из сторожей.

— Туда пошёл, — прогудел в ответ низкий голос, как будто слон трубил в хобот. — С тем, другим.

— Каким ещё другим ?

Маркиз надеялся, что его найдут, и всё встанет на свои места. Произошла явно какая-то ошибка. Надо идти в ногу со стадом, а он сбился. Но ведь это не нарочно. Он хотел работать.

— Людова калитка! [11] Игра слов: Людгейт (англ. Ludgate) — западные ворота в лондонской городской стене. Название сохраняется в нескольких городских топонимах и происходит, по одной из версий, от имени древнего короля Люда, похороненного в этом месте. — ругнулся Перегрин, и их окружили… люди не люди: остролицые, с ног до головы в шерсти, они возбуждённо переговаривались.

Маркизу развязали руки, но пластырь на губах оставили. Он не возражал. Ему нечего было сказать.

Слава богу, всё кончилось, и можно вернуться к работе. Но, к удивлению Маркиза, его вместе с похитителем и длинноносым другом повели по деревянному настилу прочь от ямы. Наконец они попали в какой-то улей, состоящий из маленьких комнаток вроде пчелиных сот. В каждой из них сидели люди и трудились над чем-то в унисон.

Вверх по узкой лестнице. Один из конвоиров, в лохматой шубе, поскрёбся в дверь. Изнутри ответили: «Войдите!», — и Маркиз затрепетал, словно от плотской страсти. Это был голос человека, которому Маркиз всю жизнь стремился угодить. (А сколько длилась целая жизнь? Неделю? Две?)

— Блудная овца, — пролаял конвоир. — И хищник. И ещё одна овца.

Просторная комната была увешана картинами: большей частью пейзажи маслом, потемневшие от времени, пыли и дыма. В глубине стоял стол, за которым сидел человек спиной к вошедшим.

— Всего-то? — Человек за столом даже не обернулся. — По какому праву вы беспокоите меня подобной чепухой?

— По вашему же приказу, — Маркиз узнал голос своего неудавшегося похитителя, — изловить меня, если я сунусь в Шепердс-буш, и доставить к вам лично.

Человек отодвинул стул, поднялся, сделал несколько шагов и вышел на свет. У стены стоял посох с крюком на конце, и человек, проходя, взял его. Несколько долгих секунд он изучал арестантов.

— Перегрин? — промолвил он наконец, и Маркиз ощутил тот же трепет. — Я слышал, ты ушёл на покой. Вроде как постригся в монахи. Я и не мечтал, что ты посмеешь вернуться.

(Все мысли Маркиза вдруг заполнило что-то очень большое. В голове и в сердце у него точно стал надуваться огромный шар, который почти что можно было потрогать.)