— У меня под рубашкой, — ответил Карабас. — Повторяю, это невероятно важный документ. Прошу вас, не пытайтесь его у меня отнять. Ради вашего же блага.
Пастух рванул на Маркизе рубашку. Пуговицы отлетели и запрыгали по полу. Пластиковый футляр с письмом лежал во внутреннем кармане.
— Как всё это неудачно вышло. Но я надеюсь, мы хотя бы узнаем перед смертью его содержание? — сказал Маркиз. — Если вы соблаговолите прочесть письмо вслух, мы будем слушать затаив дыхание. Правда, Перегрин?
Пастух открыл коробочку. Осмотрев конверт со всех сторон, он оторвал краешек и извлёк выцветший листок бумаги. Вместе с листком из конверта высыпалась пыль и повисла в стоячем воздухе тускло освещённой комнаты.
— « Моя дорогая прекрасная Друзилла , — прочёл пастух. — Пусть ты пока не питаешь ко мне тех нежных чувств, какие я питаю к тебе …» Что это за вздор?
Маркиз ничего не ответил и даже не улыбнулся. Он, как и обещал, затаил дыхание, надеясь, что Перегрин понял его намёк; и чтобы не думать о том, как мучительно хочется вдохнуть, считал про себя: «Тридцать пять… тридцать шесть… тридцать семь…»
Интересно, как долго грибные споры продержатся в воздухе?
«Сорок три… сорок четыре… сорок пять… сорок шесть…»
Пастух умолк.
Маркиз отступил на шаг, боясь, как бы ему не всадили нож под рёбра или не вцепились в горло зубами стражи в лохматых шубах, но за спиной никого не было. Он стал пятиться к двери, подальше от овчарок и от Слона.
Перегрин рядом с ним тоже пятился к двери.
Лёгкие жгло, в ушах звенело, в висках ещё громче этого звона стучала кровь. Лишь когда Маркиз наткнулся спиной на книжный шкаф у стены, так что дальше от конверта отступать было некуда, он позволил себе глубоко вдохнуть и услышал, что Перегрин тоже втянул носом воздух.
Послышался треск. Перегрин открыл рот пошире, пластырь отклеился и упал на пол.
— Какого, — выдохнул Перегрин, — чёрта тут происходит?
— Если не ошибаюсь, мы с тобой пытаемся выбраться из этой комнаты и благополучно покинуть Шепердс-буш, — ответил Маркиз. — А ошибаюсь я крайне редко. Будь добр, развяжи мне руки.
Он почувствовал, как Перегрин возится с узлом и разматывает верёвку.
Раздалось низкое ворчание.
— Поймаю — убью, — пообещал Слон. — Кому-нибудь. Вот только разберусь, кому.
— Кого , а не кому , — поморщился Маркиз, растирая запястья. Пастух и овчарки тем временем неуверенно двигались к двери. — А вообще-то, никого, если хочешь вернуться домой в Замок целым и невредимым.
Слон недовольно помахал хоботом.
— Вот тебя-то я и убью.
Маркиз осклабился.
— Так и хочется сказать «пффф!» — сказал он. — Или даже «трень-брень-дребедень». В жизни не употреблял подобных выражений. Но сейчас вот прямо вертится на языке.
— Темпл и Арка, да что в тебя вселилось? — спросил Слон.
— Вопрос неверный. Позволь тебе подсказать. Спросить следует, что НЕ вселилось в нас троих. Мы с Перегрином задержали дыхание, а тебе не знаю даже почему так повезло. Может быть, из-за твоей слоновьей толстой кожи, а скорее всего, потому, что ты дышишь через хобот, а он висит у самой земли. Зато в наших тюремщиков КОЕ-ЧТО вселилось. И это КОЕ-ЧТО — живые споры. Теперь они будут жить в нашем солидном пастыре и его дружках-недопсах.
— Споры Гриба? — уточнил Перегрин. — Гриба Грибного народа?
— Вот именно, — подтвердил Маркиз Карабас.
— Ну и дела, — пробормотал Слон.
— Поэтому, — обратился к нему Маркиз, — если ты попробуешь убить меня или Перегрина, во-первых, у тебя ничего не выйдет, а во-вторых, ты всем нам подпишешь приговор. А если ты замолчишь, и все мы будем вести себя как приличные овцы, то у нас есть шанс. Споры уже пробираются к ним в мозг. Грибница вот-вот позовёт их домой.
* * *
Пастух твёрдой походкой шагал вперёд. В руке он держал крючковатый посох. За ним шли трое: один со слоновьей головой; второй — высокий и до странности привлекательный; третий носил великолепнейшее пальто. Оно сидело безупречно и было цвета мокрого асфальта в полночный час.
Следом выступали овчарки с таким видом, будто пройдут огонь и воду на пути к своей цели — или, во всяком случае, к тому, что считается целью.
Пастухи с собаками (которые на самом деле были — когда-то — людьми) часто перегоняли овец с место на место. Это было совершенно обычное дело в Шепердс-буш. Так что если кто и видел, как группа направляется куда-то за пределы поля, то не придал этому значения. Все продолжили делать то, что делали в стаде всегда. Если овцам казалось, что власть пастухов ослабла, они терпеливо ждали, когда придёт другой пастух и позаботится о них, защитит от хищников и от всего остального мира. Ведь страшно всё-таки быть одному.
Читать дальше