Макс Фрай - Зеленый (темный). Том 3 [litres]

И теперь его грызли сугубо практические вопросы: что исчезнет, а что останется? Мне же, – вдруг понял он, – не всё равно! Что на что поменяется? Мои нынешние знакомые будут жить как ни в чём не бывало, или исчезнут, уступив место своим двойникам? Или нет никаких двойников, потому что несбывшаяся вероятность это примерно как сон? Сновидец один, а события наяву и во сне происходят разные, иногда даже путаешься, где что. Вот бы оно так перепуталось, чтобы наяву оказались все наши кофейни. И кстати, с искусством здесь всё-таки сильно получше – вместо нашей магии, что ли, оно?

В общем, очень хотел утащить с собой в настоящую жизнь кофейни и галереи. Был уверен, что для этого достаточно желания и любви, но на всякий случай дарил бывшим ученикам и девчонкам-кураторам свою керамику, то ли откуда-то зная, то ли просто сочинив для собственного успокоения, что сделанные его руками вещицы сработают, как – ну, допустим, что амулеты. Как безумный чёртов входной билет.

Идея керамических талисманов как входного билета в новую, настоящую жизнь сперва была просто одной из множества шуток для сугубо личного пользования, которые, даже если очень захочешь, никому не расскажешь, не объяснишь. Но к началу двадцатого года она вдруг перестала казаться шуткой и захватила его целиком. Досадовал, что это случилось так поздно, сколько там времени осталось до ноября. Но всегда лучше сделать немного, чем вообще ничего.

Сдал партнёрам дела в кофейнях, отменил все заказы, которых сейчас, как и все предыдущие годы, было больше, чем в человеческих силах исполнить в срок, и засел за работу – вручную склеивать будущий мир. Целыми днями лепил, обжигал, раскрашивал, а ночами рыскал по городу и устраивал тайники. Прятал причудливые керамические фигурки в щелях, под мостами, среди камней, в древесных корнях, в подъездах, на крышах, в сотнях других укромных, неочевидных мест с непременным строгим напутствием: смотри, не исчезни, чтобы я тебя через год здесь нашёл!

Эта наивная, до изумления простая затея, совершенно не похожая на высокую, сложную магию, как он сам сейчас глупой человеческой головой её себе представлял, наполняла его таким счастьем, какого он ещё никогда не испытывал, вернее, испытывал никогда – через несколько месяцев, невозможную вечность назад, пока вместе с Нёхиси чертил колдовские круги на городских тротуарах, плёл из фонарного света сети Счастливых Случайностей, летел унесённый ликующим ветром, или просто на крыше, болтая ногами, сидел.

Городу нравилось участвовать в этой спецоперации, он азартно подсказывал, где устраивать тайники, и ловко, как фокусник, не придерёшься, переставлял его с места на место, чтобы бегать не уставал. Восхищался: ты мне сделал столько подарков! Удивлялся: неужели это всё для меня? Радовался: вот теперь я совсем волшебный! Говорил: я знаю, что это уже навсегда.

За этой счастливой работой не заметил, как в городе и во всём мире начался необъяснимый истерический карантин. Узнал об этом, когда ему стали звонить знакомые; заодно понял, какая у него теперь репутация: одни просили советов, как защититься от ужасного вируса, а другие – сразу спасти.

Чтобы не взорваться от счастья, напился впервые за все эти годы. До сих пор, зная, как быстро слетает с катушек, больше бокала вина или пива в честь Стефана никогда за вечер не пил. Но на радостях можно всё, а радость была нешуточная: впервые за долгие годы он получил по-настоящему надёжное доказательство, которое убедило даже неумолимый скептический ум. Такой абсурд, – говорил он себе, – даже в белой горячке не выдумаешь, не настолько я мизантроп. Поэтому если я знал о карантине заранее, значит это всё со мной уже было, не примерещилось, не приснилось, просто я действительно уже один раз прожил этот роковой нелепый прекрасный двадцатый год.

Напиваться, кстати, ему не понравилось. Скучно, вяло и сонно, вечное бурное море становится по колено, и наступает штиль. И голова ещё больше глупеет, ну его к чёрту совсем. Пить человеком – натурально деньги на ветер; зачем это людям вообще? Хотя, конечно, не такой лютый ужас, как однажды случился с Нёхиси, когда тот из любопытства лизнул настойку котом.

Засыпая, думал с восхитительной, непривычно твёрдой уверенностью: ничего, скоро снова сделаюсь демоном, ух я тогда оторвусь!

К началу ноября он успел слепить и рассовать по укрытиям не меньше тысячи своих амулетов, входных билетов, подарков для города, или чем они были на самом деле, чёрт его разберёт. Не запоминал, где, какие и как; естественно, не записывал, знал, что потом, если – когда! – всё получится, город сам его к тайникам приведёт.