Макс Фрай - Желтый

Пересекая очередной переулок, заметил на стене светящуюся в темноте бледно-зеленую стрелку. Такие обычно клеят не снаружи, а внутри, в помещениях, например, в коридорах учреждений, чтобы указать направление к выходу; очень удобно, если засидишься на работе до позднего вечера, когда везде выключен свет.

Почти невольно последовал указанию стрелки, свернул в подворотню; тут же, отреагировав на движение, вспыхнул фонарь над одной из дверей. Неожиданно яркий, желтый, очень теплый у него оказался свет, как в окне дедовской кухни… Так, стоп. Какой, к черту, дед? Откуда он взялся? У меня была только бабка, а деда я в живых не застал. Этот дед мне приснился, ну точно! – с облегчением вспомнил Квитни. – Буквально позавчера. Но, кстати, и дед, и дом на окраине, и сосна по имени Беатриче – Беатриче, мать твою за ногу! Дерево Беатриче! Сосна! – не в первый раз мне приснились. Один из тех повторяющихся снов с продолжением, которые наяву забываешь, но вспоминаешь всякий раз, снова заснув туда.

Сердце сжалось от самой настоящей тоски, как будто и дед, и дом, и даже сосна Беатриче действительно были, но он их навсегда потерял. И еще ласковую серую кошку до кучи. Знай наших, терять, так уж сразу все.

Прошел во двор, сел там на лавку, вытащил флягу из кармана пальто. На этот раз сделал пару больших, хороших глотков, не просто пригубил, а выпил по-настоящему. Подумал: ну и зря, я же быстро пьянею. С другой стороны, в последний вечер надраться – самое то. Закурил и вдруг вспомнил: я же в этом позавчерашнем сне пытался вернуться к сонному деду, прыгал по каким-то зубастым льдинам, но льдины меня не съели, зато остановила полиция. И потребовала документ.

Невольно улыбнулся – полиция, документы, хищные льдины на бурной реке, все ужасы мира в одном флаконе. А все равно отличный был сон, хорошо, что я его вспомнил. Приятно быть человеком, у которого хотя бы во сне есть такой отличный дед. И залитая светом уютная кухня, и сосна Беатриче, и серая кошка. И много чего еще.

Двор был проходной, но Квитни не стал выходить на параллельную улицу, покинул его тем же путем, что вошел – специально, чтобы снова загорелась желтая лампа в подворотне, хотел еще раз увидеть уютный домашний свет. Но лампа почему-то не вспыхнула: то ли перегорела, то ли не сработал датчик движения. То ли просто из-за коньяка, – весело подумал Квитни. – Когда я пьян, становлюсь призраком, исчезаю со всех радаров, меня как бы нет.

Пьян он, конечно, не был, не с двух же глотков. Просто развеселился. И мысли наконец-то приняли такой причудливый оборот, как давно пора бы. А то с этим дурацким душевным раздраем начал уже забывать, как интересно быть мной. Прошел пол-квартала, увидел надпись мелом на тротуаре: «Ничего не бойся». Рассмеялся: как вовремя! – развернулся и пошел к реке.

Небо было затянуто чернильно-сизыми тучами, зато на стенах домов мерцали желтые звезды и полумесяцы, заместители небесных светил. Мы живем в забавное время, со всеми этими новомодными материалами стало очень легко имитировать волшебство, – насмешливо думал Квитни. Но мало ли что он думал, сердце все равно замирало, как в детстве от этих невозможных, игрушечных, невзаправдашних, но все равно настоящих зачем-то спустившихся с неба на землю сияющих желтых звезд.

Несколько раз тормозил в нерешительности: куда меня понесло, зачем? Что я забыл на этой чертовой набережной? Никогда ее не любил. А теперь еще и гирлянды эти дурацкие, невыносимый холодный ультрамариновый свет, худшее рождественское украшение, какое я видел в жизни, на кой он мне сдался? Нет, правда, что я там забыл? Но обратно, в гостиницу не поворачивал. И не потому, что принял решение; строго говоря, никакого решения не принимал. А просто – ну что там делать, в гостинице? Ложиться спать? Шикарное предложение. Вот спасибо. Не смешите меня.

«Все будет отлично», – обещали надписи на тротуаре. «Ничего не бойся», «Выход есть». Вот интересно, откуда есть этот выход? Зачем мне вообще откуда-то выходить? Меня и здесь очень неплохо кормят, – думал Квитни, сердито пиная буквы, как будто и правда мог отшвырнуть их в кусты. Буквам, конечно, никакого ущерба, а вот ботинки он мелом испачкал. Ладно, не страшно, мел легко отмывается, все будет отлично, выход есть, – язвительно думал Квитни, перепрыгивая через непобедимые буквы. И прибавлял шагу, шел все быстрей, почти бежал.

Так разогнался, что сперва пересек мост Короля Миндаугаса, и только потом спросил себя: на кой это было надо? Что я забыл на другом берегу? Вопрос риторический. Ясно же, что забыл: страшный дурацкий дом, увешанный синими фонарями, неофициальную резиденцию Благословенного Вайрочаны, сам эту глупость выдумал, но ничего не поделаешь, она у меня в уме теперь есть, крепко засела, никаким гвоздодером не вытащишь, и с каждым шагом становится все больше похожа на правду, вот и голова уже кружится, и двоится в глазах, и сердце колотится так, словно хочет на волю, и мутит, как будто я отравился – ясно чем, непочтительными мыслями о Вайрочане – поэтому надо бы нам помириться перед моим отъездом. Вайрочане конечно насрать, он Будда. Зато я – не Будда, а просто дурацкий живой человек, мне еще потом с ним в бардо встречаться, – думал Квитни и смеялся, обеими руками придерживая бешено колотящееся сердце, и шатался, как пьяный, хотя сколько там выпил того коньяка, два глотка, да и когда это было. Полчаса, целую длинную жизнь, вечность назад.