Юлия Ламичева - Пастухи призраков

— Нюська вырастет уборщицей, — горько подумала Лена. — С богатой внутренней жизнью.

Иннокентий ласковой струёй погладил её изнутри.

— Не ожидал, что тебя волнуют карьерные вопросы, тем более — сейчас. Тебе ведь пришлась по вкусу «внутренняя жизнь», разве нет?

— Мне? Да. Но то — я! Всё же хотелось бы, чтобы Нюська…

— Нюся сама разберётся, чего бы ей хотелось, не говоря о том, что ты вряд ли сможешь предложить ей нечто вразумительное взамен того, что она уже имеет. У неё врождённый дар наслаждаться творением, минуя лишние, на мой взгляд, подробности физического существования и, что важно, сохраняя собственную личность. Обычные люди при соприкосновении с хаттифнаттами индивидуальность неизбежно утрачивают. Собственно, с чем и столкнулся в своих изысканиях господин Чэнь Си-фан.

— Обожрался мази, умер, на радостях явился твоему Лю Цаню и рассказал, как классно устроились?

— Возможно, тебя порадует, что он действительно умер от обжорства — Лю Цань упоминал особым образом приготовленные пельмени. Тем не менее, почтенный начальник уезда успел проработать всевозможные способы употребления зелёной мази. Единственным, достойным упоминания, оказалось пероральное: подопытные умирали, впав в кому или во сне, в зависимости от дозировки. Выжила лишь одна пожилая дама, пойманная на мелком воровстве и происходившая из семейства рыбаков, в котором старшему ребёнку переходил по наследству дух-помощник в виде рыбы. Дама сообщила, что тонула в зелёной реке, но успела ухватиться за плавник огромной рыбы, вытащившей её на сушу. Так повторилось несколько раз, однако пельмени не вовремя прервали эксперименты, а новый начальник уезда посчитал деятельность предыдущего суеверным злоупотреблением и отпустил мастеров мази вместе со старушкой, сочтя их безвредными сумасшедшими. Лю Цань удалился в отставку.

— Пап, как ты только до своего возраста дожил? Понятно, мазь тебе только недавно обломилась, но в сказках и не такие средства преодоления материальности описаны, а ещё Серёгу за ведьминскую мазь осуждаешь!

Лена была в бешенстве. Если бы ей удалось вытряхнуть из себя Иннокентия, ему представился бы неплохой шанс опробовать хвалёные способности пастуха призраков (на Ван Юна не подействовало, а вот на призрака, по идее, должно). Глупо злиться на человека за то, что он умер, но Лена злилась и ничего не могла с собой поделать. Иннокентий растёкся по ней вязкими согревающими волнами. Беситься в тёплой ванне даже у Лены не получалось, и она успокоилась. Почти успокоилась.

— Хочу подчеркнуть, — продолжил Иннокентий, — речь всё же идёт о мемуарах, притом мемуарах человека, настроенного к «сказкам» скептически. До знакомства с этим поучительным чтением у меня было пять пациентов с симптомами в точности как у твоей Гали и крайне дотошно описанных Лю Цанем, и семь человек после. В двух случаях имело место самоубийство, один пациент скончался по причине возрастных заболеваний, у троих общение с хаттифнаттами спровоцировало дебют шизофрении, остальные полностью выздоровели, хотя врачи, в том числе я, не смогли подобрать адекватного лечения. Из двенадцати больных девять злоупотребляли алкоголем, один — наркотиками, пятеро были старше семидесяти лет, четверо состояли на учёте в психдиспансере, один увлекался йогой, две женщины страдали истерическими припадками…

— Папа!

— Хорошо, оставим медицину. Я провёл в Китае несколько лет, там мне повезло столкнуться с мастером мази, работавшим в Пекинском госпитале уборщиком. Решив, что я неподобающим образом интересуюсь мазью, он вскоре уволился и пропал, так что в случае с Ромой мне пришлось импровизировать. Времени на размышление у меня не было, но я неоднократно убеждался в способности ворона удерживать меня среди живых.

— Тут ты его переоценил, — против воли ласково пробормотала Лена и против воли же потянулась, за что больно себя ущипнула, отметив, что во сне этот трюк у неё не выходит.

— Скорей наоборот, — возразил Иннокентий почти обиженно. — Если помнишь, мне пришлось изрядно с ним повоевать и, в конце концов, воспользоваться помощью Ван Юна, сдав ему птицу на хранение. Если это избавит нашего друга от ещё одного столкновения с твоими пролетарскими манерами, поверь: он отнёсся к моему выбору с неодобрением, однако признал за мной свободу его совершить. Мне кажется, это пример истинной вежливости.

— Пап, а меня ты предупредить о своём выборе не мог?! Типа из вежливости?