Почему не повернули назад? Почему Леонид даже не попытался отыскать ее? Украл, и потащил куда-то. Зачем?!
Ее терзали муки совести за то, что так легко доверилась симпатичному мальчишке. Теперь она могла признаться — потеряла голову, думая об исполнении обряда. Злость на саму себя, на студента, на весь мир выжигала ее изнутри.
Дышала учащенно — ненависть накатывала волной, обдавая лицо жаром преисподней, бешено в груди билось сердце. Она задыхалась.
Остановившись у какого-то шаткого заборчика, согнулась пополам — ее вырвало желчью. Все-таки есть сотрясение… но, хотя бы жива.
Немного придя в себя, пошла дальше. Однако стоило сделать двадцать шагов, как след оборвался. Кривой неухоженный переулок закончился, начался широкий проспект, мощенный крупным булыжным камнем. Песка тут было гораздо меньше. К тому же, неостановимо дующий вдоль проспекта ветер быстро устранял любые проявления жизни на мостовой, постоянно перемещая и перемешивая наметенные горки песка.
Юстина вышла из переулка и долго блуждала в коричневой мгле. Пару раз на нее хотели напасть: люди, твари ли — этого она не знала. Хватало грозного выкрика и взмаха клинка, чтобы проявившаяся впереди тень поспешно отступила, растаяв среди песчаных вихрей.
Потеряв счет времени, девушка брела по дороге. Мысли, словно свора северных псов, рвали друг друга на части.
Что будет, если она не найдет преступника, не выполнит заказ? И что на это скажет Мама? Юстина и так не считалась лучшей среди сестер, едва ли дотягивала до середины длинного списка. Теперь же, судя по всему, она и вовсе рисковала лишиться доверия.
Было тошно — от осознания собственного бессилия и понимания, что случившееся уже, наверное, не исправить. Ей требовался совет. Но к кому еще она могла бы обратиться, кроме той, что с самого детства заботилась о ней и всегда была рядом. Той, что одновременно была болью ее, и утешением.
Мама…
С середины проспекта Юстина свернула к домам — измятое тело нуждалось в отдыхе и покое. Уткнувшись носом в кирпич, двинулась вдоль запыленной преграды. Кончик клинка скользил по неровностям кладки пока не нащупал дверь. Рука подсказала: прочная, по периметру подбита железом. Стучать бесполезно — гостей не ждут, и с наскока такую не взять. По крайней мере, не сейчас, когда даже кинжалы чувствуют себя в знакомых руках неуверенно.
Прошла чуть дальше, нащупала ногой ступени. Спустилась к подвальной двери.
Навесной замок крепок, но петля, на которой он болтается, дышит на ладан. Поддев лезвием кинжала полоску металла, легонько расшатала гвозди. Упершись коленом — преступление… варварство!.. дети пустыни за подобный поступок могут убить… — потянула на себя.
Однако у нее не оставалось выбора — Юстина хотела жить, и Мама… не поощряла дочерей, когда те опускали руки. Только ей дозволялось вершить судьбы своих детей. А для этого и сделать-то нужно, всего ничего — лишь напрячься и выжить любой ценой, вернуться в Чулушту…
Полоса поддалась, сорвалась с места. Скрипнув, петля отлетела в сторону.
Отворив дверь, не видя ничего перед собой, Юстина шагнула внутрь подвала. Прикрыла створку. Котов она не слышала. Тварей — тоже не чувствовала. Изготовив к удару клинки, обошла помещение по периметру. Пусто. Лишь ящики штабелями, да прелое тряпье стопками.
Нашарив в темноте выход, закрыла дверь и завалила попавшейся под руку рухлядью — пусть хозяева потом разгребают. Села рядом на ящик, прижалась спиной к стылой, чуть холодящей спину, стене. Постаралась расслабиться, вернуться мыслями к дому.
В глазах — укрытые снежными шапками горы. Такие, какими они были в далекие времена, еще до пришествия Высших. Юстины тогда еще не существовало, все это она знала по рассказам Тысячеглавой матери.
Из-за вершин, за отрогами, на равнине, проглядывает серебристая полоса, по глади которой скользят парусные лодки. У подножия гор множество пастбищ: бараны и овцы — их не счесть. В лазурном, испачканном мазками облаков, небе, стаи мелких птиц — на них охотятся ястребы. Но это обычный ход вещей, круговорот жизни.
Вздохнув, девушка отправилась дальше — тропами, что шли вдоль отвесных ущелий. В пещерах мелькали огни: укрывища, приютившие отшельниц, еще полны были тихой размеренной жизни — никто не думал из них уходить.
А вот и Чулушта — деревня на широком плоском уступе, в которой едва ли наберется с три десятка домов. Стены зданий — тесаный камень, грани его остры. Порывистый, по-своему ласковый ветер, бьет в лицо, высекая слезы.
Читать дальше