Кассандра Клэр - Королева Воздуха и Тьмы

Перед Эммой открылся портал, светящийся и мерцающий. Сквозь него она могла видеть океан и берег, неясные очертания Института. Наконец Блэкторны отправились домой. Они прошли через кровь, через бедствия, а теперь и через изгнание, но наконец-то возвращались домой.

Она взяла Джулиана за руку, и они вошли внутрь.

Глава 34

Город в море

Киран уже некоторое время ждал на лугу. — Никто никогда не говорил тебе, — подумал он, — что когда ты станешь королем двора Фейри, тебе придется носить очень зудящий бархат и шелк почти все время. Сапоги были хороши — у короля был свой сапожник, который лепил кожу к его ногам, но он вполне мог обойтись без украшенного драгоценными камнями пояса, тяжелых колец и камзола с пятью фунтами вышивки на нем в ясный летний день.

Шорох в траве возвестил о прибытии генерала Винтера, который низко поклонился Кирану. Киран много раз говорил ему не делать этого, но Винтер настаивал.

— Адаон Кингсон, твой брат, — объявил он и отступил в сторону, позволяя Адаону пройти мимо него и приблизиться к Кирану.

Братья внимательно посмотрели друг на друга. Адаон был одет в зеленую ливрею пажа при дворе Благих. Это его устраивало. Он казался отдохнувшим и спокойным, его темные глаза задумчиво смотрели на Кирана. — Вы хотели поговорить со мной наедине, милорд? — сказал он.

— Винтер, отвернитесь, — сказал Киран. По правде говоря, ему было все равно, что услышит Винтер: он не утруждал себя секретами от начальника своей стражи. По его мнению, королю лучше не иметь секретов, если он может этого избежать. Он просто отдал инструменты для шантажа в руки врага.

Винтер отошел на несколько шагов и повернулся к ним спиной. Послышался шорох, и горстка охранников в Красных колпаках, пришедших с ним, сделала то же самое. Адаон приподнял бровь, но удивляться было нечему: стражники умели делать себя невидимыми, но короли не оставались на лугах одни и без защиты.

— Ты проделал весь путь до дверей вражеского двора, чтобы увидеть меня, — сказал Адаон. — Полагаю, мне сделали комплимент.

— Ты единственный брат, которому я когда-либо доверял, — сказал Киран. — И я пришел спросить тебя, не хочешь ли ты стать королем вместо меня.

Брови Адаона дрогнули, как птичьи крылья. — Разве тебе не нравится быть королем?

— Этим нельзя наслаждаться или не наслаждаться. Это не имеет значения. Я оставил Марка и Кристину, которых люблю, чтобы стать королем, но я не могу этого вынести. Я не могу так жить. — Киран поиграл своими тяжелыми кольцами. — Я не могу жить без них.

— И они не выживут при дворе. — Адаон задумчиво потер подбородок. — Киран, я не собираюсь становиться королем по двум причинам. Во-первых, с тобой на троне короля и со мной рядом с Королевой, мы можем работать над установлением мира между Благими и Неблагими. Королева ненавидела Эрона, но она не ненавидит тебя.

— Адаон… — голос Кирана был хриплым.

— Нет, — твердо сказал Адаон. — Я уже заставил королеву увидеть мудрость мира между землями, но если я оставлю ее, чтобы стать Королем Неблагих, она возненавидит меня, и мы снова станем врагами.

Киран глубоко вздохнул. Луг пах полевыми цветами, но он чувствовал тошноту, тошноту, жар и отчаяние. Как он мог жить, не слыша снова голоса Кристины? Не видя лица Марка? — Тогда какова же была ваша вторая причина?

— Ты был хорошим королем, — сказал Адаон. — Хотя ты занимал эту должность всего несколько недель, Киран, ты уже сделал много прекрасных вещей — освободил заключенных, провел справедливый передел земли, изменил законы к лучшему. Наши люди верны тебе.

— Значит, если бы я был некомпетентным королем, как Обан, я мог бы жить так, как хочу? — Горько сказал Киран. — Странная награда за хорошо выполненную работу.

— Прости меня, Киран, — сказал Адаон, и Киран понял, что это правда. — Но больше никого нет.

Сначала Киран не мог говорить. Перед ним тянулись долгие дни, в которых не было ни любви, ни доверия. Он подумал о Марке, смеющемся, крутящем вокруг себя Копье Ветра, о его сильном теле и золотистых волосах. Он думал о танцующей Кристине, о дыме и пламени в ночи, о ее мягкости и безграничной щедрости духа. Он не найдет этих вещей снова, он не найдет таких сердец снова.

— Я понимаю, — отстраненно сказал Киран. Значит, это был конец. У него будет жизнь преданного служения — жизнь, которая растянется на многие годы — и только удовольствие делать добро, которое не было ничем, чтобы поддержать его. Если бы только Дикая Охота знала, что это будет участь их самого дикого охотника. Они бы рассмеялись. — Я должен выполнить свой долг. Я сожалею, что спросил об этом.