Игорь Осипов - Тысячелетний воин Ярополк

Ладонь обожгло так, словно я уголёк из костра вытащил голыми пальцами, а не растение. Кости на правой руке противно хрустнули, ногти на ней с брызгами крови вытянулись и превратились в длинные медвежьи когти, зубы заломило, а вдоль хребта прошёлся холодок.

– Яр хороший, – повторила Несмеяна и прижалась своей щекой к моей. – Я помогу Яру дойти до места.

Я же думал о другом, и с губ моих слетел шёпот.

– Не зверь. Не чудовище. Не нечисть.

Правая рука медленно покрывалась мехом.

– Я человек! – вырвался крик, и я встал, потянув стебель с цветком за собой.

Обратного пути уже не было.

– Я человек. Я человек. Я человек, – бормотал, развернувшись и поглядев на товарищей.

Те замерли, ожидая, что будет, и даже Муркина, почти полностью став животным, неподвижно глядела на цветок, который отражался в её глазах, словно свеча, стоящая на столе посреди тёмного терема, в зрачках домовой кошки.

– Я человек, – повторил я слова, как заклинание, а потом взял в левую руку клинок, по которому потекли медленные, как ползающие по большому листу камыша, светлячки. Некоторые срывались с железа, делали круг и снова садились на него. – Выкусите все! Я человек!

Крик разорвал тишину, заставив вздрогнуть и зашептаться зевак, а товарищей улыбнуться.

– Подумай о том, чего больше всего на свете желаешь, – произнесла Гореслава, по-прежнему держа в руке нож с белым лезвием.

В свете сияния папоротника кровь на том отливала лунным светом.

– Что желаю?

В голове закружились глупые мысли о золоте, власти и прочем, и как их отражение, искры колдовского цветка взлетел ярким роем начали виться вокруг меня, как туча мошкары. По летучему рою волнами прокатывались всполохи красного, жёлтого, синего и зелёного.

– Нужно найти украденную девчонку, – крепко зажмурившись произнёс я, изо всех сил стараясь держать в голове образ Алёны. – Она ключ к моим бедам и планам врага.

Открыв глаза, я увидел, что искры вытянулись, уподобившись струйке белого дыма, срывающегося с тлеющей веточки или сигареты, а ещё они стремились куда-то, как тот же дым во время сквозняка, сплетясь в петли, извиваясь змейкой и тая в пяти саженях от меня.

– Чего ты ждёшь?! – выкрикнула Гореслава, вцепившись пальцами в загривок большой пятнистой кошки, которая жалобно глядела на меня. – Иди!

Я кивнул и сорвался с места, даже не думая, кто последует за мной. Сейчас бы им удержать взбесившихся сотоварищей, а то получается незадача: нечисть должна сдержать то, отчего нечисть пьянеет, как от дурмана. Коротко глянув на зажатый цветок, поднял его над головой и направился вслед ведущим меня искрам, не забывая шептать имя той, чей род я чуть не уничтожил тысячу лет назад. Там, куда я приближался, гасли фонари, и пусть машины не застывали в одночасье, как во время нападения той женщины-убийцы, но потухшие фары заставляли людей останавливаться и отчаянно ругаться, видать, колдовство было иным, нежели от того камня. Рядом несколько раз раздались визг колёс и стук жести о жесть. Знать, машинёшки стукнулись.

А ещё изо всех щелей на меня глядели мелкие духи.

– Дай! – плаксиво шептали они, но не нападали, лишь вылезали из нор, и вскоре целая сонма их следовала по пятам.

При этом свет папоротника пугал и манил их одновременно. Я улыбнулся. Маленький цветочек с четырьмя лепестками, а столько шороху навёл.

А тем временем искры вели меня через дворы и дороги, и думалось, успею ли раньше, чем хлынут дикие твари?

Первой неприятностью стало нападение в подземном переходе. Мрак разгонялся лишь светом папоротника, и из-за угла выскочило нечто, похожее на паука-сенокосца, но с человеческим лицом и тремя парами небольших карлицких рук. Создание заорало, как юродивый, которому пинков надавали, отобрав при этом сухарь, и бросилось. Замельтешили длинные паучьи лапы, каждое толщиной, что оглобля, и длиной такая же.

– Да-а-ай! – вопило оно под писк мелких духов, прыгавших следом.

– Держи! – закричал я и ткнул в морду полоумного остриём меча.

Паук-сеноксеуц на всём скаку налетел на него, лишь немного уклонив голову. Клинок вспорол ему щеку и вошёл в край грудины, отчего противный вопль раненой твари больно ударил по ушам. Создание дёрнулось и отшатнулось с моего пути, более не желая схватки.

Но стоило миновать вжавшегося в стену сенокосца, как вопль разразился с новой силой, смешиваясь с хрустом паучьего панциря и чавканьем. Я коротко обернулся, увидев десяток зубастых недомерков с длинными жилистыми руками, которые рвали на куски собрата, как падальщики тушу оленя.