Макс Фрай - Зеленый. Том 1

Не извиняясь, спрятала зажигалку, допила залпом крепкий коктейль. Положила на стойку десятку, дождалась сдачи, просто из принципа, чтобы ни копейки этому кислому типу не оставлять, и вышла на улицу. «Хорошо посидела в баре! Отлично провела вечер! Нет слов, – мрачно думала Цвета, оглядываясь по сторонам в поисках какой-нибудь уличной скамейки, на худой конец, удобного подоконника или, чем черт не шутит, пня. – Если уж я в кои-то веки захотела покурить с комфортом, будьте уверены, покурю!»

Во дворе, окруженном кованой высокой оградой, увидела столы и стулья, сваленные в кучу и обмотанные цепями – видимо, летом это открытая веранда при баре, а теперь закончен сезон. «Ладно, договорились, это меня устроит!» – решила Цвета и, не раздумывая, полезла через забор.

Не сказать, что у Цветы была хорошая подготовка, в последний раз она лазала через заборы, когда училась в начальной школе, так что, по идее, могла сорваться, пораниться или порвать пальто. Но злость и коктейль сделали свое дело, Цвета легко перемахнула через ограду, не помешал даже футляр с трубой. Уселась там на груде скованных стульев – не сказать, что удобно устроилась, зато смешно – закурила и поняла, что жизнь наконец-то снова ей по-настоящему нравится. Не как дома привыкла, но все равно хорошо. Великое все-таки дело – мелкое хулиганство, нарушение глупых правил, попрание никому не нужных дурацких основ. Всего-то и нужно оказалось для счастья – без спроса вломиться в запертый двор.

Вдохнула полной грудью холодный осенний воздух, подумала: как хорошо! – но вместо того, чтобы улыбнуться, вдруг снова заплакала. От облегчения, от обиды, от внезапно открывшейся ей гармонии чужого враждебного мира, от клокочущего в крови коктейля, оттого, что рано или поздно придется выбираться из-за этой дурацкой ограды, а у нее уже вышел кураж, и оттого, что папа давным-давно умер, и ему не расскажешь, а значит, не расскажешь вообще никому, как однажды сидела пьяная ночью на Другой Стороне за решеткой, на скованных цепью стульях и одновременно на руинах собственной – ладно, предположим, не жизни, а всего лишь одной, но самой главной мечты.

– Эй, вы чего ревете? – спросил из темноты мужской голос.

– Потому что могу! – рявкнула Цвета и сама же первая рассмеялась сквозь слезы.

– Аргумент, – согласился голос. – Вы крутая. Я тоже так хочу.

Цвета опомниться не успела, как источник голоса, оказавшийся высоченным мужиком, одним прыжком перемахнул через кованую ограду, уселся рядом с ней на перевернутый стол и заплакал так горько, словно только что осиротел.

– Эй, вы чего? – ошеломленно спросила Цвета, инстинктивно прижимая к себе футляр с трубой, потому что явно же сумасшедший. Черт знает, что от такого ждать. А она с ним, можно сказать, заперта в одной клетке. Вряд ли выйдет удрать.

– За компанию, – ответил незнакомец, жалобно шмыгнув носом. Всхлипнул в последний раз, вытер рукавом мокрые щеки и сказал совершенно спокойно, тоном гурмана, распробовавшего новый деликатес: – Действительно очень неплохо. Освежающее ощущение. Надо его запомнить и время от времени повторять.

Он был похож на разбойника с большой дороги, как их показывают в кино. Хотя топором не размахивал и одет был прилично. Но с такой хищной рожей, пылающим взглядом и перекошенным от внутреннего напряжения ртом, что топора и не надо. Он сам – топор.

– Вы совсем псих, – обреченно заключила Цвета.

– Приятно слышать, – улыбнулся тот.

Улыбка у разбойника оказалась совершенно обезоруживающая. С трогательными ямочками на щеках. И он сразу перестал казаться разбойником. Скорее уж добрым ангелом, сбежавшим на выходные с небес.

– На самом деле вы мне безбожно льстите, – добавил он. – Псих-то я псих, но сегодня какой-то до смешного нормальный. Сам удивляюсь. Тихий, мирный и всем довольный, как слон.

Хренассе – «до смешного нормальный». А ненормальный тогда будет какой? – подумала Цвета, и незнакомец ответил на ее мысли, словно она высказала их вслух:

– Ну слушайте, а что было делать? Иду и вдруг вижу: такая хорошая гостья с изнанки сидит и ревет. Непорядок! Ну я и утешил, как мог. По-моему, отлично у меня получилось. Вы больше не плачете. Я вроде тоже. Добро победило зло!

«“Гостья с изнанки”? – изумилась Цвета. – Это же он про меня сказал: “гостья с изнанки ревет”? Это как?! Что он имеет в виду? Может, это просто метафора? Цитата откуда-нибудь? Здесь же про нас никто не знает! Даже не могут такое вообразить. Симон говорил, про Эту Сторону лучше никому не рассказывать, даже самым близким друзьям, если вдруг заведутся. И не потому, что великая тайна, которую надо оберегать, а просто никто не поверит. С точки зрения местных, другая реальность у них под боком – самая глупая чушь, какую только можно придумать. Если проговоришься, сочтут тебя душевнобольной, в лучшем случае, станут смотреть, как на дурочку-фантазерку, которую нельзя принимать всерьез.