«Не получилось у меня романа с Другой Стороной, – думала Цвета, стоя на вершине холма и глядя на синее пламя, полыхающее над рекой. – Интересно, а с чего я вообще решила, будто непременно получится? Из-за того, что Симон здесь крутую музыку стал писать? Ну так все люди разные, Симону Другая Сторона на пользу, а мне от нее один вред. Ошиблась, бывает. Все иногда ошибаются. Ну и зачем тут дальше сидеть? Чтобы Симон не расстраивался? Но это нелепо. Не умрет же он с горя. И даже концерт не отменит. У Симона все будет нормально и без меня».
По идее, ей должно было здорово полегчать. Когда сдаешься, признаешь, что ошиблась, и себя за это прощаешь, сразу становится легче. По крайней мере, так говорят, Цвета пока не пробовала. Никогда еще не сдавалась и не признавала ошибок. Как-то просто не надо было до сих пор.
В общем, считается, что должно полегчать, но Цвете не полегчало. Потому что она заранее знала, чем все это кончится. «Сейчас еще тут постою, – мрачно думала Цвета, – пожалею себя, и все равно никуда не пойду, потому что концерт в субботу, и я обещала Симону… то есть себе обещала его не подводить. Ну, сама дура, что тут скажешь. Но я – такая, – думала Цвета. – Если сбегу до концерта, это буду уже не я, а какая-то чужая противная неблагодарная безвольная тетка. Совсем не таких я ждала перемен!
Ладно, – сказала себе она. – Концерт в субботу, сегодня вторник. И этот паршивый вторник почти закончился. Значит, осталось всего-то четыре дня. А потом объясню Симону, что не рассчитала силы, поблагодарю, попрощаюсь по-человечески и уйду».
Вот теперь ей и правда стало гораздо легче. Потому что этот сценарий выглядел достоверным и вполне выносимым. «Четыре дня – это же действительно мало. Быстро пролетят. В ночь с субботы на воскресенье уже буду дома. В понедельник всех обзвоню и сразу впрягусь в работу, чем больше ее скопилось, тем лучше, все беды лечатся так. За это и выпьем», – весело подумала Цвета и поняла, что выпить сейчас действительно не помешало бы. Немного, под веселый дружеский разговор. Даже достала телефон, чтобы позвонить Симону, который сейчас где-то сидит с ребятами, спросить: «А хочешь, я к вам приду?» В самый последний момент передумала. Вспомнила, что морда зареванная. Сколько ни умывайся, глаза теперь еще долго будут красные и опухшие, все, чего доброго, станут расспрашивать, что случилось; в общем, не надо к ним в таком виде идти.
Однако выпить ей и правда хотелось. Даже не ради состояния опьянения, а осуществить ритуал: я праздную, следовательно, мне есть что отпраздновать. И после этого наконец-то поверить, что избавление близко, а поражение – не поражение, просто опыт. Будем считать, месяц в очень странном санатории провела.
Сравнение с санаторием насмешило Цвету и придало ей не то что храбрости, скорей куража. Решила: сейчас зайду в какой-нибудь бар, пропущу стаканчик, заодно в туалете умоюсь. А там поглядим.
Цвета уже бывала здесь в барах – чаще всего с Симоном, однажды выпила пива с Йонасом, ну и со всей большой компанией пару раз. И у нее сложилось впечатление, что на Другой Стороне женщины в одиночку по барам не ходят. Во всяком случае, она тут еще не видела, чтобы какая-нибудь тетка зашла в бар одна, без спутников. С кавалерами или с подружками – сколько угодно, а в одиночестве – никогда. Даже спросила Симона: это что, запрещается? К тому моменту она как раз успела понять, что на Другой Стороне существует великое множество как официальных, так и неписаных, но общеизвестных запретов, регламентирующих поведение, часто настолько абсурдных, что хоть убейся не угадаешь, что еще эти странные люди придумали друг другу не разрешать. Симон тогда только плечами пожал: да нет, конечно. А почему не ходят? Ну, наверное, просто не хотят. Мало кому нравится выпивать в одиночку, скажешь, нет?
Тут не поспоришь, конечно. Тем не менее, одинокие мужчины часто бывали в барах, а женщины без спутников – нет. Дома Цвете в голову не пришло бы наблюдать и подсчитывать, никогда не обращала внимания на подобную ерунду, но на чужой территории, поневоле начинаешь держать ухо востро. У Цветы с первого дня создалось впечатление, что на Другой Стороне к женщинам относятся странно. Как будто все люди как люди, а женщины все-таки не совсем. Вроде ничего неприятного не происходит, никто тебе грубостей не говорит, ниоткуда не прогоняют взашей, ничего открыто не запрещают, а все равно чувствуется этакое снисходительное пренебрежение, как если бы в школе тебе заранее, автоматом поставили тройки по всем предметам, ни разу не проверив тетрадки и не вызвав к доске.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу