Под непрекращающееся пение сваха поднесла Яриле небольшое деревянное вёдрышко с водой, набранной из озера, и подала ему то, что Березин сначала принял за тяжёлую деревянную ложку. На поверку это оказался искусно вырезанный из дерева мужской половой орган. Ярила прошептал что-то, помешал этим орудием воду в вёдрышке и передал сосуд молодым, которые по очереди сделали глоток воды. Березин не был удивлён, понимая, что этот жест – обычное пожелание плодородия.
Происшедшее следом, однако, заставило его довольно резво отвернуться. Обряд был окончен, и, как оказалось, молодым надлежало немедленно вкусить прелести обладания друг другом.
В спустившихся сумерках песня затихла, и Березин обнаружил, что значительная часть людей уподобилась молодым, углубившись в лес. Люди постарше перешли выше по течению туда, где речушка впадала в озеро, и, разведя костёр, пили мёд. Оттуда звучали смех и пожелания счастья молодым.
– Пойдём, родич, – сказал Березину Ярила, – наше дело тут сделано.
Пройдя за высокий частокол, оба оказались в небольшом городке. Чистые рубленые домики с уютно горящими оконцами произвели на Березина приятное впечатление.
– Я не поблагодарил тебя за спасение от ястреба, Ярила, – сказал профессор, когда они свернули на боковую улицу.
– То не ястреб был, – наклонил голову Ярила.
– Значит, другой волхв? – по наитию предположил Березин.
– Колдун, – ответил Ярила. – Лиходеем прозван, хоть он сам себя Добрыней кличет. Владимиру Святославичу в доверие вошёл, говоря, что-де родственен по матери. И знаю я, немало бед случай сегодняшний нам предвещает… Сюда, – Ярила указал на ворота в покосившемся тыне.
Из-за него доносились приглушённые крики, звук разбивающейся посуды. Стук в ворота не принёс успеха. Ярила поглядел на Березина, затем налёг на створку. С некоторым волнением профессор проследовал за ним во двор. Движением руки Ярила заставил подскочившего было с рычанием пса улечься на землю и замолчать. Крики стали слышнее. Мужской голос злился, срываясь почти на собачий лай. В женском были слёзы. Березин словно кожей чувствовал боль, отчаяние. Он посмотрел на Ярилу, и тот хмуро кивнул.
Здесь хозяева услышали стук. В проёме открытой с пинка изнутри двери показалась косматая борода на лице, перекошённом злобой:
– Чего ходите по ночам, окаянные?! – захрипел мужчина на волхва.
– Ярилой меня звать, Мстислав Волкович, – поклонился хозяину старик.
– Не Мстислав я. Меня Василием звать во крещении! – оборвал его тот.
– Пусть так, – наклонил голову Ярила, – но путников хорошо принимать и грецкий бог велит. Пусти у огня посидеть, хозяин…
Василий подумал с минуту, держа гостей на пороге, затем мотнул нечёсаной головой, отошёл в сторону, отворяя дверь шире, чтобы дать пройти.
У стола валялись осколки глиняного горшка, содержимое растекалось по полу. Высокая женщина в белом платке стояла с другой стороны стола. Тонкими пальцами она вытирала слёзы с лица, старательно пытаясь не всхлипывать.
– Садитесь, – нелюбезно указал хозяин на лавку и, повернувшись к жене, разом перешёл на крик: – Пол убери, чего стоишь! Каши подай, я приказываю, – он стукнул кулаком по столу.
– Я, Василий Волкович, о сыне твоём поговорить пришёл, – начал Ярила своим обычным спокойным тоном.
– А я этого сучонка поганого сыном звать не хочу, – тут же закинулся Василий, – он без благословения моего жениться вздумал. На некрещёной! И сам креститься отказывается! Перечит – мне – отцу своему и прилежному рабу Божьему!
Женщина принялась осторожно расставлять деревянную посуду на стол.
– Мёду принеси пити, Марья! – рявкнул на неё Василий так, что она вздрогнула. – Что опять пинка да кулака захотела?
– А что ты так на жену сердишься, Василий Волкович? – спросил Ярила мягко.
Василий бросил на него спесивый взгляд:
– А что? Моя жена! По православному обычаю! Нарочно в Киев ездил, дабы всё как полагается устроить. Я – раб Божий, а жена – мужу раба. А жену по священным книгам учить надо. Жена – скве́рна есть! и соблазн плотский. А плоть усмирять нужно! Ибо иначе не войдёт жена в Царствие Небесное и меня за собой в геенну огненную утащит!
– Может, ты сердит оттого, что обидел тебя кто? – присмотрелся к Василию волхв.
Тот подумал недолго, затем наклонился через стол:
– А как тут не сердиться?! Когда вокруг одна погань некрещёная! Я с женой один в городище истинную веру принял, как князь повелел. Грамота у меня есть – из Киева. А мне уважения никто не кажет. А смеют, собаки такие, посмеиваться. А есть кто вообще мне стрелами Перуновыми грозит, мол, накажут меня древние боги. Тьфу! – погань… – Он растёр плевок ногой и посмотрел на Ярилу с неожиданным подозрением. – А ты сам кто будешь? Хоть ты – крещёный?
Читать дальше