Дмитрий Данилов - На пороге [сборник litres]

«Колесо судьбы поворачивается», как сказала Искра. Березин задумался. Удивительно, с какими деталями он помнил свой сон. Погрузившись в воспоминания, профессор одну за одной извлекал из них любопытнейшие картины, которые, казалось, никак не могли быть плодом работы его собственного подсознания, но должны были быть, ибо любое другое объяснение представлялось его мировоззрению учёного слишком фантастическим.

Понимая, что его дремотные измышления вряд ли могут представлять какую-нибудь научную ценность, Березин всё же не удержался и принялся выписывать по памяти словосочетания и целые фразы из своего разговора с Искрой Бориславной, тщательно проставляя все музыкальные ударения. Он сразу же отметил две важные детали. Фонетическая структура её раннего древнерусского подтверждала его теорию. Мелодика языка представлялась заметно более взрывной, чем то допускалось классической реконструкцией. И более того, в некоторых словах перед гласными проявилось присутствие посторонних звуков, которые с натяжкой можно было охарактеризовать как гортанные.

Березин попробовал несколько раз воспроизвести написанное, затем положил ручку и с недоверием посмотрел на покрытый значками и буквами лист. Ну конечно же! Во сне его подсознание подогнало эти придуманные черты произношения дописьменного древнерусского под его гипотезу. Или же… ему, как Менделееву, удалось во сне довести свою конструкцию до логического совершенства.

Повинуясь внезапному побуждению, Березин порылся в стопке бумаг на левом углу стола, где лежало подлежащее уничтожению, и извлёк оттуда потрёпанную копию. Ещё со студенческих лет его интриговала эта зарисовка с берестяного оригинала, сделанная арабским писателем Ибн ан-Надимом – предполагаемая письменность древних славян до распространения кириллицы.

Березин положил копию рядом с собой и прочитал начало первой фразы своих записей, первой фразы, сказанной Искрой на раннем древнерусском: «Аки алъдии [11] Старославянское «лодка». по риеке…» Возможно ли это? Если отбросить арабскую стилизацию записи и допустить…

Бумаги на дальнем краю стола пришли в движение. Профессор замер в недоумении, застыв с документом в поднятой руке. Несколько листов слетело со стола, и из вороха бумаги высунулась гадкая крысиная морда.

В кабинете профессора зимой бывало холодно, недоставало мебели и просто квадратных метров, но крыс в нём не было никогда. Придя в себя от изумления, не сводя глаз с грызуна, Березин свободной рукой нащупал в открытом ящике стола тяжёлую папку и медленно занёс её для удара. Серая тварь приоткрыла пасть, издав шипение, более подходящее змее, и когда профессор с силой опустил своё оружие, взвизгнула и ринулась вперёд. Прыжок – и Березин почувствовал боль в щеке.

В панике профессор резко поднялся, опрокидывая стул, и рукой сбросил гадину с воротника. Холод в кабинете вынуждал Березина работать в пальто. Сейчас он был рад этому обстоятельству, ибо высокий воротник закрывал ему шею.

Забыв о больных коленях, профессор хлопал ботинками по полу, стараясь пришлёпнуть юркого зверька, но тот был слишком проворен и шмыгнул за холодную батарею под окном, напоследок высунув морду и презрительно свистнув. Свист был почти ультразвуком и отдался короткой ноющей волной в зубах профессора.

Березин потёр щёку и обнаружил на пальцах кровь. Придётся сейчас же зайти в аптеку за антисептиком.

Улица встретила профессора мелким холодным ливнем. Истёртая кроличья шапка быстро промокла, равно как и пальто, но Березин продолжал идти не спеша, упрямо обходя лужи с плавающим мусором, стараясь не выронить и не намочить картонную коробку с отобранными материалами. Несмотря на увольнение и происшествие с крысой, он чувствовал себя неплохо, почти приподнято. Даже колени, казалось, перестали скрипеть, и спина не жаловалась на нагрузку. Возможно, тому немало способствовало его состояние ума из-за сделанных им во сне любопытнейших лингвистических догадок, вернее, из-за того факта, что чем больше Березин их обдумывал, тем более пугающе правдоподобными они казались.

Аптека была уже совсем рядом. Повернув за угол, Березин оказался в узком переулке, освещённом только аптечной вывеской. Норами зияли безлюдные подъезды с выбитыми дверями. Во всём дворе горело всего пару окон. Прямо на тротуаре у одного из подъездов была припаркована большая чёрная машина.

Березин дошёл до аптечного крыльца и остановился, примериваясь, как бы с наименьшими потерями преодолеть океанских размеров лужу, преграждавшую ему путь на первую ступеньку.