Дмитрий Данилов - На пороге [сборник litres]

– Как ни нагрузили тебе, Василий, а сено никудышное, потому вези назад, а старосте передай, коли ещё раз такой товар отправит на княжеский двор – отвечать будет нешутошно. – Этот голос, полный авторитета, принадлежал, очевидно, боярину конюшему.

Затем послышалось кряхтение, телега заскрипела. Василий, похоже, залезал на своё место. Воз дёрнулся, застучали копыта. Мерное покачивание действовало убаюкивающе, и Березин, утомлённый событиями, не заметил, как задремал.

Он не мог сказать, сколько он спал, хоть ему казалось почему-то, что прошли сутки. Профессора разбудила остановка. Тишина вокруг нарушалась только трелями какой-то певчей птицы неподалёку, к которой изредка присоединялась кукушка, очевидно неравнодушная к чужому таланту.

Березин аккуратно высунул руку, взялся за край телеги и с усилием подтянул тело. Выбравшись, он обнаружил, что телега стоит на широком пути, проходящем через лес, а Василий, отойдя в сторону, справляет малую нужду. Приближающийся гром заставил Березина поднять голову на небо – ни облачка. Василий смотрел в его сторону, спешно заправляясь. Березин оцепенел, но понял, что тот смотрит не на , а сквозь него. Гром приближался, и из-за поворота дороги показались всадники на рыжих лошадях. Стёганые халаты и меховые шапки с развевающимися на скаку пушистыми хвостами, нашитые на одежду пластины брони, кривые луки за спинами. Это мог быть передовой отряд тех пятидесяти тысяч воинов, о которых говорил посланник хана.

Березин не собирался выяснять детали. Не разбирая дороги, он побежал в лес. Оборачиваясь на бегу, профессор заметил, что всадники замедлили ход. Взмах широкого лезвия раскроил застывшему в растерянности Василию череп. Ненужная жестокость вызвала у Березина содрогание. Переводя дух за широким стволом дуба, он наблюдал за отрядом. Татар было человек двадцать – вероятно, разведчики. Они потолклись конями на месте, переговариваясь. Один из них, в особенности темнокожий, что-то говорил широкоплечему воину, отличавшемуся от спутников более богатой одеждой. Тот вглядывался в лес. Смуглокожий поднял палец, и у Березина зашевелились волосы на голове – тот указывал прямо на него. Забыв обо всём на свете, профессор бросился в глубь плотного тёмного леса.

Березин пробирался сквозь плотный подлесок не меньше четверти часа, останавливаясь и прислушиваясь – нет ли погони. Почувствовав себя в безопасности, он присел, прислонившись спиной к широкому берёзовому стволу, и новая тревожная мысль пришла профессору в голову: как он будет выбираться, если заблудится? Где он вообще?

Он огляделся, и просвет по его правую руку подсказал ему направление.

Опушка была освещена слабеющим вечерним солнцем, а в центре её на широченном пне, впившемся в землю узловатыми корнями, стояла как на фундаменте рубленая изба. Профессор успел сделать только один неуверенный шаг к крылечку, вырубленному прямо в самом пне, когда петли коротко пискнули, дверь отворилась, и на пороге появился человек. Женщина в длинном белом платье с красной вышивкой на подоле посмотрела на него ласково и без удивления:

– Ну что, Всеслав Игоревич, заходи, коли пришёл.

И таким благодушием и заботой повеяло на Березина от её голоса, что он забыл обо всех своих страхах и волнениях и, не колеблясь, прошёл за ней внутрь.

– Вот тебе отвара на травах, я загодя приготовила. – Лучистые морщинки вокруг её глаз улыбнулись Березину, когда женщина ставила перед ним на стол большую пузатую кружку с крошечной ручкой на боку. Кажется, эта посудина называлась «канопка».

Профессор отхлебнул душистой горячей жидкости и закашлялся.

– Ничего, зато легче тебе во всём теле будет, – заметила незнакомка, которой Березин на глаз дал бы лет сорок пять.

– Погоди-ка, – опомнился он. – «Загодя»? Значит, ты ждала, что я приду? И имя моё откуда ведаешь?

Женщина выудила ухватом тяжёлый горшок из углей и, поставив его сверху печи, принялась помешивать содержимое длинной деревянной ложкой.

– Ждала, потому и ведаю, – ответила она, полуобернувшись, и улыбка вновь осветила её лицо.

– Сон это всё или явь? – спросил Березин, обращаясь преимущественно к себе.

– Между ними куда меньше отличий, чем тебе видится, – она потянула губами жидкость с ложки, – и вопрос этот не главный.

– А какой главный… уважаемая? – в лёгком замешательстве произнёс профессор.

– Искрой меня звать, отец мой Борислав был из волхвов знающих, – пришла ему на помощь хозяйка дома, – и положено тебе знать, что мы с тобой родичи. А вопрос главный – «Зачем ты пришёл, Всеслав Игоревич?»