Виктория Полечева - Тюльпинс, Эйверин и госпожа Полночь [litres]

Несколько часов, оставшиеся до ужина, показались Тюльпу вечностью. Мистер Элнеби отвел их с Эйверин к Зизи – главной управляющей особняка. Несмотря на кокетливое имя, Зизи оказалась тучной женщиной с грозным взглядом и сильными руками. Под ее предводительством бывшему господину и служке пришлось натирать паркет в огромных гостевых комнатах и соединяющих их коридорах, а потом таскать из тележек цветы в тяжелых горшках, а потом резать горы лука на кухне, а потом водружать на фасад особняка причудливые цветы из мрамора, а потом что-то еще, и еще, и еще… Тюльпинс, в очередной раз жалуясь на боль в спине и страшную усталость, с завистью посмотрел на выносливую девчонку. Ну конечно, она, наверное, все это умеет. А вот ему, между прочим, почти господину, приходится стоически выносить подобные унижения. Конечно же, это причуды мистера Элнеби. Госпожа Полночь никогда бы не позволила Тюльпинсу так опуститься. Стоит ей только обо всем рассказать, и Зизи, с ее угрюмой миной, тут же станет добрее и не станет принуждать к работе того, кому по происхождению работать не положено.

Когда во дворе особняка зажглись разноцветные фонари, Зизи коротко кивнула, отпуская своих подопечных. Тюльпинс постанывал, разминая уставшие мышцы, и с негодованием обсуждал жестокую управляющую, когда они с Эйверин шли к кухне. Ему казалось, что девчонка должна хотя бы в этом его поддерживать, но она уставилась себе под ноги и не проронила ни слова.

Кухарка уже накрыла на стол и вертелась у большой печи. Завидев ее, Эйверин попятилась к выходу, пискнув:

– Я не голодна…

Но кухарка обернулась, подавая еще дымящийся вишневый пирог. Тюльпинс удивленно вздохнул: из всех слуг, пожалуй, только эту женщину он мог бы назвать красивой: рыжая прядь выбилась из-под косынки, мелкие черты лица поражали своей правильностью. Только вот синие глаза отчего-то удивленно расширились.

– Эйви? – воскликнула кухарка.

– З-з-здравствуйте, Лаела. – Девчонка вспыхнула.

– Эйви… ты… – Кухарка шагнула к девчонке, протягивая руку, но та поспешно отступила к двери. – Эйви…

– Я соболезную, Лаела. – Эйверин шмыгнула носом и выскочила из кухни.

Тюльпинс, недоумевая, вымыл руки, наелся, а девчонка, похоже, и не думала возвращаться. Да и кухарка теперь совсем помрачнела: посуда стала валиться из ее рук, по щекам и вовсе потекли слезы. Тюльп взял кусок пирога и пошел к комнате Эйверин: после такого трудового дня просто невозможно засыпать голодным.

Дверь быстро открылась на стук. Девчонка не зажигала лампы, и рассмотреть ее было практически невозможно.

– Что? – буркнула она, морщась от яркого света, льющегося из коридора.

– П-пирог. – Тюльпинс протянул тарелку, смутившись. Она ведь должна быть ему благодарна! Ну почему она всегда только хмурится!

– Спасибо. Я не хочу.

Дверь оглушительно хлопнула, и Тюльпинсу не оставалось ничего, кроме как убраться восвояси. Он разделся, надел пижаму и улегся в кровать. Несмотря на неимоверную усталость, парню почему-то не спалось. Назавтра ему предстояло два очень серьезных разговора. С мистером Дьяре обо всем Хранительстве и с Кайли о каком-то Эйлундасе. Только скрытная экономка наверняка не расскажет все, что ей известно. А уж как Хранитель отреагирует на письмо из родной деревни, и вовсе думать не хотелось.

В конце концов Тюльпинс уснул, пытаясь отрепетировать предстоящие диалоги. Снилось ему что-то невнятное и настолько тревожное, что он пару раз просыпался от собственных криков. То видел он во сне себя, огромного и широкого, нависшего над исхудавшей и помельчавший матушкой. Он опускал на ее спину тяжелые кулаки, а она только печально улыбалась и шептала: «Хорошо, мой пирожочек. Хорошо».

Потом ему снился Тваль, плясавший мазурку с высоким красавцем по имени Эйлундас. Эйлундас звонко хохотал и все время подначивал Тюльпинса: «Как, мы незнакомы? Ты уверен? Ты хоть в чем-то уверен, пирожочек?» Но снова и снова в кошмары вплетались черные глаза. То ли несносной девчонки, то ли прекрасного учителя, то ли испуганной белки, не мог их Тюльп различить, так они походили одни на другие.

Проснулся бывший господин задолго до рассвета и недоуменно посмотрел по сторонам. Чувство было такое, будто его снова поколотили огромные рыбины. Он поскреб пальцами по щеке и с удовольствием обнаружил там новые волоски. Так недолго зарасти и настоящей щетиной.