Виктория Полечева - Тюльпинс, Эйверин и госпожа Полночь [litres]

– Суйли сбежал, его не заботило, что будет дальше. Жизнь по всему Хранительству рушится, а он и носа не показывает, как последний трус.

– Н-но почему он сбежал? – Тюльпинс восхищенно всматривался в бледное личико мальчишки. Прежде только Кайли рассказывала ему такие чудные истории, но все они были лишь сказками, а эта – явью. И оттого мурашки бежали по коже.

– Я не хотел в это верить, но, кажется, он влюбился. Так сильно, как только мог. – Старейшина развел руками, словно эта причина не нуждалась в дальнейших пояснениях. – Хотя что еще могло затмить разум всесильному человеку, живущему вторую сотню лет? Только любовь. Я догадывался, куда он мог сбежать, но все же ничего не сказал…

– Если все рушится… Если все страдает… – Тюльпинс закусил губу. – Почему вы не выдали его Верхним?

Мальчишка вновь уставился на небо, глаза его бесцельно блуждали по всполохам звезд.

– Может, втайне хочу, чтобы все закончилось. – Уголки рта Старейшины тронула легкая улыбка. – Когда живешь больше сотни лет в теле хилого ребенка, конец всего – единственное избавление.

Тюльпинс сглотнул и сдавленно спросил:

– Но почему не изберут нового Хранителя?

– Искра жизни – особый кристалл, способный избрать Хранителя, – просыпается только тогда, когда прежний Хранитель умирает. Как правило, это происходит раз в сто лет. Срок истекает всего через несколько месяцев, но Суйли может прожить и дольше, а Искра без нового Хранителя и вовсе зачахнет. Не знаю, как проживет остальное Хранительство, но от деревеньки нашей к тому времени ничего не останется. Идем. Я напишу ему письмо, пусть узнает, что станет с его домом из-за легкомысленных выходок. – Старейшина презрительно усмехнулся. – Отправишься сегодня же.

Тюльпинс сглотнул, когда холодные глаза коснулись самой его души. Слова Булутура не были просьбой, это был приказ, которого нельзя ослушаться.

– А как я найду его? Я ведь не знаю, кто мог нарисовать эту открытку. Конечно, в нашем городе есть колдуны, но не могу же я подходить к каждому и спрашивать…

– Дарина Кватерляйн. Одно время он увлекся ею, но я думал, что это глупости…

Тюльпинс даже воскликнул от неожиданности. Конечно же, он знал госпожу Кватерляйн и даже какое-то время водил дружбу с ее сыном, Бэрри. Но в их доме жил кое-кто еще. Яркие глаза его всегда страшили Тюльпинса, а голос и манера говорить резко и повелительно вгоняли в ступор. Мистер Дьяре!

– Вижу, ты его знаешь?

– У него лиловые глаза, усы…

– Неважно, как он выглядит, – отрезал Старейшина. – Верхние потому и не могут найти его: он любого может заставить видеть только то, что ему нужно. Дело в другом. Ты должен чувствовать подобных себе. И по лицу вижу, что именно так оно и происходило. Вставай, не будем медлить.

Старейшина поднялся с земли, помог встать на ноги кряхтящему Тюльпинсу: у того ужасно затекло все тело. Булутур быстро отыскал тропинку и поманил парня за собой. Но шел он медленно, с трудом успевая следить за белой рубашонкой, мелькающей между ветвями. Его вело в стороны от тяжелых мыслей, лес кружился вокруг с огромной скоростью. Он входил на поляну молодым господином из Сорок Восьмого, лишь отдаленно ведающим о Хранителе и жизни таинственных Верхних. Но теперь все изменилось: его нарекли колдуном, доверили сделать нечто важное. То, от чего зависят жизни. Осознание этого пугало и пьянило одновременно.

Тюльпинс не запомнил, как он вновь оказался на деревянном крыльце. Он уселся на ступеньки, прижавшись гудящей головой к дверному косяку, и крепко уснул и очнулся, лишь когда маленькая ручка требовательно потрясла его за плечо, а голос велел:

– Бери. И не смей отдавать это никому, кроме него. Обязательно убедись, что рядом никого нет, это очень важно.

Тюльпинс протер глаза: тьма уже заметно поредела, воздух стал влажным и прохладным, скоро рассвет. Парень взял из рук Старейшины сложенный пополам листок из грубой шероховатой бумаги и убрал его за пазуху.

– Ну же! – Мальчик нетерпеливо потряс руками. – Иди!

Словно откликаясь на возглас Старейшины, с ветки вспорхнула крупная птица и, заклекотав, полетела над лесом.

– Я… я н-не знаю как.

Булутур нахмурился и приложил пальцы ко лбу.

– Просто делай то, что делал, – раздраженно сказал он. – Попытайся повторить.

Тюльпинс послушно закрыл глаза, заранее зная, что ничего не выйдет. Он силился перенестись хотя бы мыслями в свою комнату, но та расплывалась перед его глазами акварельными пятнами.