Вадим Булаев - Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #4

— Ян. Его зовут Ян. Умный ребёнок, читает много. А русский — потому что его прадед... Ты знаешь.

— Шутка этой... генетики, — сам себе пробубнил в нос Фрол Карпович, припомнив подходящий термин. — Через много колен проявились корни. Не ожидал... Для чего вам эти травки?

— Зелье делали.

— Закрой рот!!! — взвизгнула толстуха, бросаясь на Лялю и пытаясь схватить её за горло.

Не смогла. Мощная рука гостя схватила цыганку за шиворот, отчего жакет на ней затрещал в пуговицах, задрался вверх, демонстрируя выбившуюся из юбки нижнюю рубашку, однако сумел удержать разъярённую фурию.

— Хочешь, чтобы и тебя всего лишили? — не повышая голоса, поинтересовалась лежащая. — Они накажут... Всем плохо будет.

Засветилась Печать, ткнулась в женский затылок, заглушая булькающий крик Рады на родном языке.

Оттащив объёмное, колышущееся жиром тело в сторону от кровати, Фрол Карпович привалил потерявшую сознание к стене и грузно опустил её на пол.

— Поговорим без свидетелей? — тяжело дыша (весила Рада изрядно), предложил гость, аккуратно убирая с единственного стула тряпьё в ноги Ляли и усаживаясь у изголовья.

— Конечно, — очертила улыбку старуха, подняв взор кверху.

Начальник Иванова и Швеца повторил её движение и ничего, кроме светильника на потолке, не увидел. Пустое. Главное, намёк понятен. Могут подслушивать. Поднял руки, собираясь сотворить Полог Тишины, но старая знакомая воспротивилась, дрожащим пальцем сначала указав на дверь, а потом на собственное ухо.

— Не надо. У нас нет секретов, за которые потом нужно отвечать.

— Тебе виднее... Так что за травки? Для чего?

— Сбор особый. Любое зелье усиливает в много раз. Состав Рада привезла с собой. Она сама не отсюда. А ей он от бабки по секрету достался. Она же у нас кишинёвская... (*), а её предки с Балкан. Там сильные ромы(**). Многое могут. Семена через родню получила...

— Какое зелье?

— Дурманное. Героин или... не помню названия, — безжалостно припечатала Ляля. — Берёшь мало, делаешь много.

— И давно?

— Нет. Второй год. Раньше Рада не смела. Не она решала. Другая была, умная. Мы же торговые... всю жизнь на рынках провели. Рада решила начать новое дело. Сын взялся помочь. Баро разрешил, но чтобы тайно. Боится он, не на свою лошадь садиться... Другие у неё хозяева. И с продажей не просто...

Переварив иносказание, Фрол Карпович спросил напрямую:

— Рот женщине на кой зашили?

— Цены вдвое подняла. Без договора. Жадная. Лишнего наговорила. Молодые наказали. Так принято.

— А нападение за городом — тоже Янова работа?

— Они. Там как-то связано... Им не жалко. Русские — не наши. А вы напугали... Рада машину от дурного сглаза зачаровала, старалась... Твои ловили?

— Мои, мои... Откуда тебе всё ведомо?

Старуха хихикнула, кокетливо вскинув брови.

— Ляля не ходит, но Ляля слышит. Многое слышит...

— С молодым дашь поговорить?

— Нет. Не проси. Он уедет. И его друзья уедут. Далеко. Травы выбросят. Больше никто этим заниматься не станет.

— Кровь в землю зачем просили добавлять?

— Из интереса. Рада слышала, но не видела. Хотела сравнить. Я и без сравнений знаю — сработало бы.

У стены вяло зашевелилась женщина, невольно привлекая к себе внимание. С трудом утёрла свисающую с подбородка слюну, вытекшую из рта, пока та пребывала в беспамятстве, подняла плохо понимающие, бараньи глаза на Фрола Карповича. Вся красная от прилившей к лицу крови, растерянная.

— Уходи, — не видя, но чувствуя, как толстуха приходит в себя, попросила прикованная к постели. — Однако... постой. Помнишь?

Собравшийся было встать мужчина остановился, упёрся ладонями в колени и уставился на старую знакомую. Та, удивляя ещё больше, запела. Хрипло, тягуче, на мотив некогда популярного романса «Окрасился месяц багрянцем»:

Из дома бежали под вечер,

На юг — нам казалось, там рай.

Догнали отец нас и братья,

Я крикнула «Не убивай»!

Но ты был упрямый и гордый,

Дос...

Допеть она не смогла. Поперхнувшись, глубоко закашлялась, виновато пояснив:

— И сама не помню, когда в последний раз песней себя радовала. Прости...

— Ничего... — по-доброму постарался успокоить расстроенную старуху боярин, беря её за сухую, тонкую руку. — Давно твой голос не слышал. Мне нравится.

— Прощай.

— Рад был повидаться. Держи, — из кармана пиджака появилась невзрачная конфетка в полупрозрачной обёртке. Переместилась на край одеяла, где её ловко накрыла маленькая ладонь. — Не запамятовал, сластёна ты знатная...