Макс Фрай - Зеленый. Том 2 [litres]

Эдо хотел возразить: «Как такое может быть неинтересно?» – но почему-то не смог издать ни звука.

Разноцветный змей наконец тоже обратил на Эдо внимание. Обернулся к нему и приветливо улыбнулся зубастой пастью, которая, хоть и находилась на сравнительно небольшой голове, оказалась такой огромной, что могла бы случайно, как мошку, проглотить и самого Эдо, и за компанию с ним весь мир.

Но Эдо в этом смысле был человек закаленный. По сравнению с ночными кошмарами, которых он насмотрелся в последние годы, беспредельная пасть цветастого змея могла считаться просто добрым волшебным сном.

– Вы не переживайте, что говорить не можете, – сказал ему змей ласковым тоном врача, привыкшего успокаивать тяжелых пациентов. – Мы вдвоем, да еще за работой – объективно трудное для восприятия сновидение. Видите, слышите – уже хорошо.

– А интересно вам сейчас вот что, – скучным лекторским голосом продолжил Иоганн-Георг. – Сети Счастливых Случайностей состоят из фонарного света и нашего дыхания. Дыхание Нёхиси, собственно, и приносит сверхъестественную удачу, он – всемогущее существо. А я – так себе, не особо. И дыхание у меня вполне обычное, человеческое, само по себе великой удачи не принесет. Зато оно – клей, соединяющий несовместимые вещи: свет обычных городских фонарей и выдох всемогущего существа, грубую материю вещного мира и летучую материю грез, обусловленную реальность, в которой мы с Нёхиси невозможны, и объективную, которая невозможна без нас. Дыхание – прямой способ связи между тварью и чистым духом. И, что особенно ценно, этот способ изначально, по умолчанию, у каждого есть.

– Иногда ты жуть какой умный! – восхитился разноцветный дракон. – Еще немного тебя послушаю, сам перестану что-либо понимать. – И сказал Эдо: – Вы не обращайте внимания, это он просто перед вами выпендривается, потому что вы университетский профессор и его кумир. Но куда вам сейчас такие сложности. Вам нужен простой житейский совет, который вы сможете вспомнить, проснувшись. Поэтому запомните главное: дыхание. Что бы вы ни делали, во все добавляйте дыхание! Для человека магия всегда начинается с дыхания. В этом смысле, для вас дыхание – мост, ключ и клей.

С этими словами дракон вспыхнул и рассыпался разноцветными искрами; ослепленный фейерверком Эдо проснулся, но искры еще какое-то время плясали в его глазах.

Он хорошо помнил сон – и улицу Вингрю, и фонари, и штаны с медвежатами, и дракона, и разговоры. Но совершенно не представлял, как применить все это на практике. Дыхание – клей; ладно, допустим. Но куда его надо намазывать? В смысле, как и на что дышать?

Не понимал ни черта, но в то же самое время очень хорошо понимал – какой-то тайной, немыслимо малой частью себя, которая все всегда понимает, да сделать без участия всего остального человека не может. И не умеет этому всему остальному убедительно объяснить.

Вероятно, так проявляется пресловутый принцип «шао шелат», – мрачно думал Эдо, лежа в постели и глядя в окно, за которым начинало светать. Не вставая, привычным уже усилием перенастроил зрение – чего зря без дела лежать? Сумрачный предутренний мир вспыхнул и потек, как река, и сам он потек, как река, вместе с миром, чуть не плача от счастья, как случалось всегда, но восторг не мешал смотреть на мельтешащую сияющую тонкую ткань реальности и тяжелое тягучее изумрудное золото собственных рук; наконец он глубоко вдохнул и медленно выдохнул, представляя, что воздух выходит не только из носа и рта, а из всего тела сразу, например, через поры, как пот в жару. Представил, как кожа становится липкой, потому что дыхание – клей, как к ней прилипают тонкие перламутровые волокна, оплетают его, обволакивают, щекочут, и если представить, что вдыхаешь тоже всем телом, их, наверное, можно в себя втянуть.

Лежал на спине, вдыхал, выдыхал, чувствовал себя не просто дураком – идиотом! – оттого, что действовал так примитивно, настолько в лоб. Ясно же, что «дыхание – клей» – просто метафора, поэтический образ; что линии мира не приклеятся к коже, тем более, не втянутся через поры. Какая кожа, какие поры, они вообще из другой материи, эй! – говорил себе Эдо, но все равно лежал и дышал, представляя, как тело становится липким, наконец задремал, и это было огромное облегчение, потому что во сне совершенно иная логика и можно наконец перестать чувствовать себя дураком.

Спал почти до заката; на самом деле, скорее дремал, то и дело просыпался, делал несколько трудных липких вдохов и выдохов, снова проваливался в беспокойный, поверхностный сон. Следить во сне за дыханием оказалось гораздо трудней, зато было легко ликовать: «У меня получается!» – а когда просыпался, точно знал, что таким примитивным способом не получится ни хрена. Все это вместе было похоже на температурный бред, дополнявшийся попеременно то горьким отчаянием, то эйфорией от созерцания сияющих линий мира, то внезапными условно здравыми мыслями, отчасти даже приятными, как холодный компресс: «Это я, получается, вчера простудился? И Маринин грог не помог? Интересно, у них тут что-то типа парацетамола можно добыть?»