Макс Фрай - Зеленый. Том 2 [litres]

В сумерках все-таки встал и пошел на веранду, закутавшись в банный халат, одеться нормально просто не было сил. Кашля и насморка, вопреки его опасениям, не оказалось, только слабость, такая, что мотало из стороны в сторону, как на палубе в шторм, и голова тяжелая, но это, он знал по опыту, после кофе и куска чего-то съедобного должно быстро пройти.

На веранде стоял кофейник, кофе еще не остыл. Выпил чашку, почти не чувствуя вкуса; на самом деле, не так: он чувствовал как бы несколько вкусов сразу – неприятную горечь неудачно обжаренных зерен, соль собственных пересохших губ, сладость мягкой воды и почему-то топленых сливок, хотя кофе был черный, без молока. Взял печенье из вазы, оно оказалось каким-то уныло картонным и в то же время ореховым. И пряным, коричным, перечным – совсем чуть-чуть. Все это было как-то чересчур сложно, поэтому он отложил надкусанное печенье в сторону и закурил, но обжегся дымом, поперхнулся, закашлялся, словно впервые попробовал. Курить ощутимо хотелось, но горлу совершенно не нравился непривычно горький горячий дым.

Точно, блин, вчера простудился, – думал Эдо, ощущая, как от табака кружится голова. – Вот счастье-то. Но все-таки от самого неприятного – насморка – Марина меня спасла.

Так и сказал Марине, когда она появилась с подносом, полным тарелок с закусками:

– Ты меня спасла.

– Что-то ты пока не очень похож на спасенного, – вздохнула Марина.

– Главное, что не чихаю. Ненавижу заложенный нос.

– Ты съешь что-нибудь, – посоветовала Марина. – Даже если не хочешь, съешь все равно. Считай, что еда – лекарство. Осунулся, как будто не полдня, а полгода проспал.

– Ну так время же нелинейно, Мариночка, сколько раз тебе говорил, – ласково сказал Сайрус, который внезапно обнаружился в кресле, где сидел с таким скучающим видом, словно был здесь всегда. – Для тебя прошло полдня, для меня – считай, ничего, потому что мертвые ощущают ход времени только рядом с живыми, а я был один. А для него, может, и правда полгода. Кто его разберет.

– Да ну, не полгода, точно, – откликнулся Эдо, с неприязнью вглядываясь в надкушенный бутерброд. И, не удержавшись, пожаловался: – Он соленый, томатный, мясной, с металлическим привкусом, чуть-чуть шоколадный и вязкий, как воск. Почему все стало так сложно? Хотя бы еда должна оставаться просто едой!

– Ладно тебе, не бурчи, привыкнешь, – отмахнулся Сайрус. – Нормально, что поначалу трудно новым телом знакомые раздражители воспринимать…

– Каким «новым телом»? – подскочил Эдо. – Почему «новым»? А старое где?

– Где-где, – ухмыльнулся Сайрус, и был в этот момент, несмотря на свою обескураживающую природу и нечеловеческую красоту, ужасно похож на противного старшеклассника, который с удовольствием дразнит на школьном дворе малышню.

Но тут же сочувственно улыбнулся. Спросил:

– Ты чего? Сам не понял, что сделал? В зеркало еще на себя не смотрел? Не беда, еще налюбуешься. Твое от тебя не уйдет.

Эдо отрицательно помотал головой и обеими руками ухватился за стол, чтобы удержаться на бешеной карусели, в которую вдруг превратился мир.

– Да не бойся ты, не растаешь, – говорит Сайрус, но тут же перебивает себя: – Бойся, бойся, пока получается! У тебя такой смешной, почти детский панический страх. В сочетании с несгибаемой волей получается шикарная штука. Шибает в голову, как лимонад, в который добавили спирт, – и смеется, довольный сравнением. Сайрус сегодня много смеется и натурально сияет от радости. Глядя на него, невозможно поверить, что мертвые не чувствуют ничего.

– Ты же видел себя, – говорит Сайрус. – Своими глазами. Столько раз бегал к зеркалу проверять, что я думал, мы из дома до послезавтра не выйдем. Все равно никак не можешь поверить, что у тебя получилось? А если бы я сказал, что ты напортачил и к утру скончаешься в муках, поверил бы сразу? Все ясно с тобой, любовь моей жизни, слишком долго ты жил на Другой Стороне. Но у меня хорошая новость: можешь не верить, от этого ничего не изменится. Невежда, который не верит в атомы и молекулы, все равно из них состоит, – заключает Сайрус, усаживаясь на пирсе, на самом краю и откупоривая бутылку. – Жаль, не могу тебя угостить. Вино исключительное. Одно из лучших на моей памяти. Благословенный девятый год. Однако, с учетом всех обстоятельств, просто отлично, что я не могу своей выпивкой с тобой поделиться. Это тебе, милый друг, повезло.

– На самом деле, мне самому непросто поверить, что у тебя получилось, – говорит Сайрус. – Это же совершенно немыслимо, я бы даже сказал, антинаучно – материи разных реальностей в собственном теле соединить! Ну чего ты так смотришь? Да, я сам тебе посоветовал. Слышал когда-то, что северяне такое делают, но о колдунах из Кровавых гор много ерунды сочиняют, а проверить я эти байки уже не мог: был мертв. С другой стороны, терять-то тебе было нечего, почему не попробовать? Эксперимент! А скажи, я звучал убедительно, когда говорил тебе: «Все получится, это очень легко»? Чему я действительно научился за несколько тысячелетий, так это чрезвычайно убедительно говорить.