Софья Ролдугина: Дрянь [СИ]

— Отлынивает, — сердито пробурчала Ольга Павловна и, шумно отхлебнув чай, надулась голубем на морозе. — А мы тут вкалываем, как проклятые… У него зарплата больше, чем у нас, между прочим.

Директор сидел на другом конце столовой и, конечно, не мог слышать, о чём говорят, но почему-то неодобрительно затряс пухлым пальцем.

— Не любит, когда про зарплату говорят, — опасливо прошептала Ольга Павловна.

— Может, ему просто не нравится, что вы чай пьёте, когда у нас такой прекрасный кофе есть? — примирительно вклинилась Айка со своей версией, но остальные только зашикали.

Без жертвы дрянь приуныла и пожухла. Её сладковатый гнилостный запах немного ощущался в коридоре, но не более того. Сердобольная Иринушка под вечер взяла ключ на проходной и полила цветы в кабинете Михаила: ароматные герани, которые достались ему ещё от предшественницы, монстеру с гладкими кожистыми листьями и крохотную лиловую фиалку на рабочем столе. Айка рада была бы заглянуть и удостовериться, что дрянь и впрямь съёжилась, но было неудобно, да и работы хватало; директор ласковым голосом обещал прибавку и просил посидеть хотя бы до восьми, чтобы доделать отчёт.

Но Михаил с его внезапной болезнью никак не выходил из головы. Как назло, вспоминался без конца полосатый шарф, тающий в свете прожекторов электрички, и ноги из сна, торчащие из-под вагона. Под конец Айка так измучилась, что совершила непростительное должностное преступление — влезла в личные дела, когда директор отлучился в туалет, и переписала на стикер, заляпанный кофе, телефон и адрес Михаила.

«Если у него в кабинете столько дряни, то что же дома творится?» — постоянно думала она, пока шла к платформе, и сердце сжималось. Стикер в нагрудном кармане обжигал, словно бабушкин горчичник. Когда наконец подошёл состав, Айка глупо уставилась на раскрытые двери, но так и не смогла войти.

Подождав немного для приличия, электричка обиженно щёлкнула створками и укатила в густеющую темноту, вальяжно покачивая вагонами. Айка мысленно извинилась перед ней, потом спустилась в метро и поехала на другой конец города. Там нервным смерчем пронеслась по супермаркету, наугад хватая то лимон, то банку с мёдом, то горячие ещё пирожки в разделе выпечки, и сама не поняла, как вдруг оказалась перед дверью совершенно незнакомой квартиры с объёмистым бумажным пакетом в руках.

Отступать было поздно; звонок только что отзвенел, а на лестнице маячила блестящая лысина консьержа, пустившего Айку в подъезд только под честное слово, за голубые глаза.

Щёлкнули замки — один, два, три, четыре штуки — и на пороге показался Михаил, в тёмной футболке с белым деревом и в джинсах. Сонный, взъерошенный, в очках — и последнее почему-то поразило Айку больше всего.

Непослушные брови опять изогнулись. Михаил честно попытался усмирить их, потирая висок, однако не преуспел.

— Алла?

Стало совсем стыдно — ещё хуже, чем тогда, на столе, со шваброй в руках.

— Ирина сказала, что вы заболели, — дурацким высоким голосом начала оправдываться Айка, глядя только в бумажный пакет. Лук-порей, живописный, как в американских фильмах, но непредсказуемо духовитый, тыкался в нос, отвлекая от разговора. — Вот я… то есть мы… от лица коллектива… проявить заботу… все очень волнуются…

Краем глаза Айка заметила, как лысина консьержа возбуждённо заблестела. Михаил, видимо, тоже, потому что поморщился и быстро предложил с любезной рабочей улыбкой:

— Да, конечно. Проходите, Алла, очень рад.

Дом у него оказался на удивление чистый, светлый — и без следа бурой дряни. Целых три комнаты, одна отделанная под гостиную, а другая — под самую настоящую библиотеку. Третья дверь была прикрыта, и из скважины торчал ключ — ни дать ни взять как в сказке о Синей Бороде.

Кухня тоже была огромная. А на широченном подоконнике стояла клетка, в которой бодро возились три мыши — одна белая, две серые.

— В кабинете поймал, — невозмутимо пояснил Михаил, проследив за Айкиным взглядом. — Не травить же их, в самом деле.

Мыши заинтересованно уставились на гостью сквозь прутья клетки.

— Ой, — глубокомысленно изрекла Айка и едва не уронила пакет.

Разбирали его в четыре руки. Хватало там и всякой ерунды, вроде лакричных леденцов, но нашлось и кое-что полезное: полкило лимонов, имбирь, мёд с орехами, малиновое варенье, корица и кардамон. Пирожки, всё ещё тёплые, лежали на самом верху. Михаил взял один, надкусил и положил на стол.

— С чем? — робко спросила Айка.