С вечеринки мы ушли вместе.
— Он поэт? — спросила соседка.
— Боже избавь, — ответила я. — Он шофер.
— Почему?
— Такая работа.
Все мои знакомые считали, что это мой очередной каприз. Я тоже так считала. Первую неделю. Первый месяц. Второй, третий…
Выпила снотворную таблетку, успокоительную микстуру, почитала хорошую книжку. Крепко уснула. Стук. Вскакиваю. Хриплым дурным голосом ору:
— Кто там?
И уже понимаю, что стучат в окно. Значит, снова пришла она, старуха. У нас второй этаж. А старуха повадилась по ночам стучать в окно, распахивать его, протягивать ко мне руки, звать за собой. Просыпаюсь с воплями, потом уснуть те могу. Вот таблетки выписала. А теперь не во сне, так явилась. Я же не сплю. Сердце как овечий хвост трепыхается.
— Можно к тебе?
Это не старуха, это он, Андрюша, Торчит в окне фикусом на фоне полной луны.
— Можно?
— Входи.
— Дай швабру.
— Зачем?
— Лестницу столкнуть, чтобы еще кто-нибудь не забрался.
— Где ты ее взял?
— На церковном дворе.
— Храм обокрал, подлец. Не дам швабру.
Андрюша входит в окно, выходит в дверь, не защелкивая замок. Относит лестницу на место, возвращается. Я проваливаюсь обратно в прерванный сон, успеваю спросить:
— Других способов проникать в мой дом не нашел?
— Уже поздно, звонить неудобно.
— Заботливый какой, напугал до смерти.
На этом закончился наш самый длинный за все время знакомства диалог. Я уснула. Утром нашла Андрюшу на полу у своей кровати. Он спал, завернувшись в плед. Спал, глаза закрыты. Свет все равно шел от него. Сияние.
Его любовь не смыкала глаз. У нее бессонница, при которой не нужны таблетки. Милостив Бог.
Привет отцу! — Фамилия ваша? А отчество? Да? Вы Василию Александровичу дочкой приходитесь? Правда? Я его с тех пор не видел, как он из совхоза ушел. Теперь на заводе директором?
За окнами директорского кабинета — ранняя осень. День, как медом налитые соты. Яблоками пахнет. За столом директорского кабинета сам директор. Крепкий, смуглый, энергичный. Я у него по делу. Проверяю жалобу. На него, на директора. Отца моего он знает по совместной работе. Встречались на совещаниях в тресте. Когда отец тоже был директором совхоза.
Спросил, а сам смотрит сбоку, как птица. Притворяется или правда не знает?
— Нет, не на заводе, не директором. На водокачке, слесарем.
— ???
Видать, правда, не знал. Поперхнулся, закашлялся.
— А где?
— Что где? Водокачка? В совхозе, в том же. Родители ведь там живут, у них дом.
Директор кладет на стол сжатые в кулаки руки, опускает голову.
— Извините.
Порядочный человек попался. Не хочет причинять боль. И все-таки не может удержаться еще от одного вопроса:
— А как же, за что?
— За управление автомобилем в нетрезвом состоянии.
Я заученно повторяю формулировку бюро, на котором отца освободили от должности и попросили из партии.
— Трезвенники, ити их мать, — комментирует директор и опять спрашивает: — Прежний или новый уже постарался?
— Новый, на первом же бюро.
— Эх… — с языка директора готово сорваться еще что-нибудь непечатное, но он сдерживается.
…Нынешний секретарь райкома впервые появился в нашем доме, когда еще занимал должность председателя колхоза. У отца был юбилей. Его приехали поздравить тогдашние райкомовцы, были еще гости. Председатель соседнего колхоза, кажется, приглашен не был. Но явился. С розами. С молодой женой, красавицей. Сам молодой и статный. Он недавно был избран на должность. Старался войти в «круг».
Очень старался. Мы забавлялись, глядя, как он летит к машине секретаря, чтобы распахнуть дверцу перед «первым». Когда сам стал «первым», не простил бывшему своего же давнишнего пресмыкательства. И тем., кто забавлялся, не простил.
Все правильно. Управление автомобилем в нетрезвом состоянии было. И не было умения распахивать дверцу. Умения «делать дела» самому и не мешать тем, кто их делал. Не хватило даже ума перед бюро зайти покаяться, попросить соломки подостлать. И после бюро работы попросить.
Новый «первый» оказался жутко принципиальным, страсть каким перестроечным, и батя приземлился на водокачке.
Пришлось заново учиться жить. Приобретать инстинкт добытчика, который начисто пропадает у руководящих работников. Ходить пешком, пользоваться муниципальным транспортом. Стоять в очереди за картошкой и водкой.
Но это не беда. Даже не полбеды. Телефон замолчал. Дом опустел. Люди, которые не могли прожить без отца и часа, прекрасно жили, напрочь забыв о его существовании.
Читать дальше