Наталья Астахова - Хлеб для случайного путника

— Извини, что отвлекаю тебя от святых материнских дел, но мы решили, что только ты можешь внести хоть какую-то ясность… — Вика, первая редакционная красавица, так прочно усвоила ироническую манеру говорить, что теперь, даже если бы и захотела, не смогла бы от нее избавиться.

Однако я ее хорошо знаю, поэтому чувствую, как сквозь иронию и легкую издевку прорывается тревога.

— Что случилось? — спрашиваю и уже почти знаю, о чем пойдет речь. Неужели все-таки…

— Ионыч исчез. На работе нет, дома нет. Сережкину машину он вчера брал. Стоит в гараже. Когда вы ее поставил, Сережка не знает. А Ионыча нет. Мы решили, может быть, ты знаешь.

— Напрасно решили. Я не знаю.

Вика, наверное, хотела еще что-то сказать, но с меня достаточно. Кладу трубку. Значит, все-таки исчез…

Наша с ним дружба началась с того, что я разревелась в его кабинете. Принесла материал в секретариат, новый секретарь начал ворчать, сроки перепечатки его, видите ли, не устраивают. Я, конечно, не преминула ему напомнить, что раньше никто на такие мелочи внимания не обращал, и вообще, некрасиво придираться по пустякам к несчастной замотанной женщине.

— Причем здесь это? — искренне удивился Ионыч.

— Что «причем?» — не поняла я.

— То, что вы женщина. Ни меня, ни читателей это не волнует.

— Боюсь, что это вообще никого не волнует…

И вот тут я разревелась. Потом неожиданно для себя самой все ему рассказала.

Но сначала, наверное, нужно объяснить происхождение его имени. Полностью это звучит так — Родион Иванович Кольцов. Учитывая не очень солидный возраст и простоту редакционных нравов, коллеги отчество отбросили сразу. Осталось — Родион. Длинно. Стали звать короче — Род. Возмутился: «Что за страсть к сокращениям. Тогда уж зовите второй половиной — Ион. Как-то актуальней». Из Иона легко и быстро образовался Ионыч.

И вот теперь я сидела в кабинете нашего нового ответственного секретаря Ионыча, плакала и рассказывала о своих отношениях с восьмилетним сыном.

Мой сын дипломатично молчал, когда в нашем доме появился симпатичный молодой человек Сережа. Сын благосклонно принял от Сережи цветные карандаши и надувную сову. Только сказал тихонько: «Сова типа свинья». Я поняла сразу. Сова была жизнерадостного розового цвета и, когда ее надували, очень напоминала розового поросенка. Сережа сравнения не услышал, а может быть, не захотел услышать. Он усиленно пытался наладить отношения с моим сыном Антоном.

Наверное, симпатичный молодой человек Сережа не чувствовал, что просто и незамысловато разрушает быт и нравы нашего с Антоном дома. Он грел для себя молоко по утрам, а мы с Антоном пили кофе или тоже молоко, но непременно холодное. Он занимался йогой прямо в комнате, нимало не смущаясь нашим присутствием, а мы с Антоном привыкли делать зарядку на балконе; ему не нравился кораблик на стене, а мы его любили. И еще множество разных мелочей не совпадали.

Меня раздражали его мелкие колкости, придирки, желание иметь максимум удобств, прилагая для этого минимум усилий. Но я подавляла раздражение, потому что твердо решила — Антону нужен отец. Что с того, что я умею играть в хоккей, прилично плаваю, а недавно окончила курсы шоферов. Что с того, что умею многое из того, что должен уметь папа: менять перегоревшие пробки, прибивать полки, чинить ботинки, клеить обои? Сколько бы ни пыжилась, я все-таки женщина, а сыну нужен отец.

И я гасила в себе раздражение. Но ведь не могла же я не замечать, как снисходительно смотрит сын на бритье Сережи, которое тот возвел в ритуал. Видела, как сын улыбался, когда Сережа втирал в гладкие щеки французский крем, любовно себя похлопывал и поглаживал. От внимательного и презрительного взгляда Антона не укрылись ни полировка ногтей, ни пренебрежительное отношение Сергея к авоськам и сумкам. Он все замечал и ничего не прощал.

Однажды, когда Сергея не было дома, мой сын, с двух лет отученный от слез как типично немужского проявления чувств, серьезно и скорбно спросил:

— Он что, тебе очень нужен? Если ты из-за меня, так я обойдусь. Это только очень невоспитанным детям нужны отцы. А я ведь ничего, да? Может, он нам не очень нужен?

— Антон, ну что ты о живом человеке, как о шкафе каком-то говоришь: обойдусь, не обойдусь, нужен, не нужен. Ведь он нас любит. И тебя, и меня.

Антон подумал, помолчал.

— Себя он любит, — буркнул и ушел в свой угол. Это значило: я все сказал — делай выводы.