Людмила Белаш - Имена мертвых

Настало время подводить итоги.

Вчера черная пустота небытия опрокинула и охватила его. На время. Инъекция сильнодействующего средства показала, как хрупок этот мир, как тонка и ненадежна связь сознания с бытием. Сколько времени он пробыл в этом густом, насильственном сне, что произошло за это время? Многое… Он понял, что достаточно минуты, болезни, травмы, несчастного случая — и его, Людвика Фальта, не станет. Свет просто погаснет, чтобы никогда не вспыхнуть вновь, сознание исчезнет в надвигающейся тьме и — ничего, пустота. Ни мысли, ни движения, ни звука. Тишина. Что он оставит после себя? Имущество поделят родственники, научные работы истлеют в библиотеке… Марсель вернулась, но другая, чужая…

Время нельзя повернуть вспять. Стрелки на часах идут только в одну сторону. Кто вспомнит о тебе через сто, двести лет?

Тишина каменела, стук сердца отдавался в ушах. Оно пульсировало, разрасталось, наполняло собой весь дом. Сердце — часы нашего организма, его стук отсчитывает горе и радость, встречи и расставания, победы и неудачи; эти часы всегда с нами, стоит им остановиться, прекратить ход — и время исчезнет навсегда, навеки.

Людвик понял, что задыхается от тоски, от тягостного ощущения темноты, от этой тишины и пустоты вокруг. Он боялся надвигающейся ночи и сна, того ощущения провала, которое он испытал. Сон — репетиция смерти. Но как легко мы отдаемся ему в юности, когда он несет долгожданный покой и усладу, и как коварен он становится под старость. Не потому ли старики страдают бессонницей?..

«Я еще не стар, — сжавшись и сцепив пальцы, думал Людвик. — Я могу, я смею начать жить сначала. Мы продолжаемся в своих детях. Наша кровь, сила, разум передаются в генах. Наше бессмертие скрыто в дискретности жизни, в том, что через века родится мой потомок и заговорит моим голосом, у него будут мои черты — и это буду я. Мне казалось, что я занимался делом — но как я ошибался!., это труха, сор, хлам, недостойный внимания. Мужчина рождает вещи, дела, идеи, а женщина — жизнь. Вещный мир рушится, исчезает, а жизнь существует вечно. Нельзя хоронить себя раньше срока, нельзя из года в год справлять панихиду… Неважно, сколько лет мужчине, когда рядом с ним молодая женщина!..»

И Людвик решительно снял трубку телефона и набрал номер, сверяясь с визиткой.

— Адель, вы не могли бы приехать ко мне? Я не вполне здоров, и мне было бы спокойней, если кто-то будет рядом…

И добавил после паузы:

— Я хочу, чтобы вы стали матерью моих детей.

«Кто она? Что за девчонка привалила с Тьеном?»

«С чего Тьен весь растопорщенный?»

«Ну еще бы. С виду не нахальная, но яркая такая, мало что не светится — лицо сияющее, блеск в больших темных глазищах, губы кармином полыхают, кожа золотится, и кажется — взмахнет рукой, и искорки посыплются, как блестки».

Явление Тьена с незнакомкой компания у Берты Шнайдер встретила молча — с одной стороны, парней придавило, что Тьен тайком завел такую кралю, с другой — девчата принялись придирчиво оценивать ее. Они-то уже выше тем, что собрались у Берты — а каковы шансы у новенькой? тут держи своего кота за хвост — парни, сколько б ни клялись в верности, готовы скакнуть в сторону за приключениями.

Девушкам стало скучно — они как бы посерели на фоне пришедшей. Чем она — фосфорным кремом намазалась, что ли?.. А держится как! словно одолжение им делает, зайдя сюда.

Перси, со Дня Всех Святых охваченный мистическим восторгом, глядел на гостью тупо, но увидел больше всех — указав на нее всей ладонью с расставленными пальцами, изрек тревожно:

— Она! это она… чужая…

К пророчествам Перси не очень прислушивались и часто советовали бедолаге не играть в Нострадамуса, особенно перед экзаменами, чтоб не накаркал; вот и теперь он смуту внес.

— А это Перси, не в своем уме, — представил его Тьен.

— Познакомь, — предложил Вальдо, свойски обхвативший маленькую Рамбур.

— Мартина, — назвалась для всех Марсель, глядя на Вальдо. Ага, вожак. Именно этот здоровенный «боец» задирал Клейна. А Перси со взглядом каменной ящерицы тогда стоял от него слева. Кто был четвертым?.. Наивно ждать, что кто-нибудь откроет свое имя. Здесь могут быть приняты не имена, а прозвища.

— Руку… поцеловать, — не мигая, потянулся к ней Перси; Тьен дружелюбно подставил свою:

— Целуй.

Компания захохотала; смех оборвал смущение недоуменной паузы, и Марсель с Тьеном погрузились в круг с плеском веселых голосов.