Людмила Белаш - Имена мертвых

— О, не знаю, — Марсель поглядела на Тьена, но Вальдо взгляду не поверил. Чтобы сразу так у парня с девкой сладилось — оба должны быть подкурены или пьяны. — На днях.

Дни впереди казались ей долгими-предолгими.

— Передавай привет от Вальдо Ван дер Мерве, — вожак козырнул своей знаменитой фамилией. Мол, пусть знает, что не с мелкими людишками гонялись, а равные — с равными. — И скажи, что тарантас он классно переоборудовал. Думаю, тысяч в сто ему влетело.

«Ах, пустяк!» — повела глазками Марсель.

— Можно и встретиться. Пешком, — миролюбиво улыбнулся Вальдо. — Я б не отказался выйти на ту мастерскую, где перестроили «лендокс». Так и говори — Ван дер Мерве шлет привет и лучшие пожелания.

Возник рядом Перси, сдавленно дыша зельем, с ним Гизела, издающая диковинные горловые звуки, — поперхнулась от жадности.

— Прет от вас, — поморщился Вальдо. — Охрана вычислит. Шли бы в сортир, прополоскались.

Гизела рисковала, разделив с ним фляжку, — Перси лично варил эту бурду. По науке, состав должен был вызывать любовное влечение, но вызывал только отрыжку и желание запить томатным соком.

— Ты отравил меня, урод! — От ненависти, а может, от зелья у Гизелы расширились зрачки.

— Два пальца в рот, — равнодушно посоветовала Рамбур. — Нашла, из чьей бутылки пить. Ты еще покури, чем он сигареты набивает, вообще на метле в трубу вылетишь.

Испившие любовного напитка удалились, и Гизела зло тыкала кулачком в спину сомлевшего Перси. Ди-джей, перекурив, выкрикнул название нового хита — и зал заполыхал белыми вспышками, а компания влилась в дружное биение тел; кое-кто, держа во рту свистки, вторил музыке пронзительными звуками.

«Бом-бом-дага-дах! Бом-бом-дага-дага-дах!»

— Вы с ним родственники, да?!! — заорал Вальдо в ухо Марсель, тоже оставшейся у Берты.

Марсель порывисто кивнула.

— Я так и думал! — ревел Вальдо. Рамбур, устав дергать его, незаметно пнула друга коленом ниже спины. — Идем танцевать!

«Бом-бом-дага-дах!» Казалось, потолок приподнимается и опускается в такт оглушительным раскатам музыки и на финальном взрыве ударника зависает прямо над головами; дискотека становилась смятением живых молекул, мечущихся под титаническим поршнем. Марсель заставила себя сделать шаг, другой — и близость множества энергично движущихся тел передалась ей, словно резонанс; секундный страх исчез, стало легче дышать, и ритм — «пля-ши, пля-ши» — начал овладевать ею. «Раз-два, прыг-скок, впе-ред, на-зад, делаемпрыжок, этохорошо. Вверх-вниз, все-вдрызг, сна-нет, сон-бред!»

В рисунок царящей над залом музыки расплывчатыми пятнами, неясным вибрирующим эхом проникал второй, ведущий, главный звук — мягкие, гигантские удары молота, нет — пресса, выжимающего крики изо ртов, искры из глаз, мысли из голов. Под это непрерывное уханье Марсель не думалось, не помнилось — где раньше она слышала такое?..

«На-го-ре! на-го-ре!»

Она пошатнулась, схватившись за лоб, словно почувствовала прилив жара — где?..

Огляделась — стробоскоп дробил единое и слитное движение на сияющие стоп-кадры. Звуки разбивались на отрывочные ноты, жесты — на мгновенные окаменевшие фигуры. Вспышки прекратились — зал ожил, загудел, зашевелился. Подскочил Тьен, широко и радостно улыбаясь:

— Здорово, я весь пою! выпьешь воды?

Исчезло ощущение того, что ее перемалывают в трепещущую пыль. Остановились стены, замер потолок — «Арсенал» переводил дух, как обжора над следующим блюдом.

Танец за танцем. Марсель наслаждалась, стараясь отдаться ритму без остатка, упиваясь тем, что она может неистовствовать, а потом болтать в компании — о чем? а, просто ни о чем, о первом, что придет в голову. Эти разговоры, то и дело разрывавшиеся смехом, возникали без труда и прекращались сами собой. И Марсель сердилась, что неизвестно отчего порой нападает тошная слабость, совсем неуместная в этом омуте веселья.

«Это простуда. Бывает — жарко без причины, а потом зябнешь и слабеешь.

Это простуда. Начинает колотиться сердце, не унимаясь после танца, и кажется, что не хватает воздуха.

Это пройдет. Ничего страшного… не гляди вверх, а то увидишь, что потолок приближается.

Лучше смотреть на тех, кто рядом — теплые, живые лица, разговор без умолку о музыке — какая самая отбойная, от какой в тряску впадаешь о звездах — какие они наркоманы и талантливые, как подружкам счет теряют и какую дрянь поют; о том о сем — так занятно! забываешь обо всем. Надо только держаться в тесноте компании, не отводить взгляда от глаз собеседников, потому что за пределами их круга свет меркнет, пульсирующими наплывами сгущается темнота… что это? неполадки с электричеством? И отопление, похоже, увернули — холодней становится…»