Мария Чурсина - Дети закрытого города

Вета покосилась на бумагу, поджала губы.

— Ничего я писать не буду, я просто не выйду на работу, вот и всё.

В мусорном ведре засыхали сентябрьские розы. Уже почти истлевшие, они засыпали лепестками пол вокруг ведра, шипы побелели от старости. Вета перевела взгляд на Лилию: та начала медленно подниматься из-за стола.

— Мы уволим вас по статье! Вас после этого на работу нигде не возьмут!

— Да? — безразлично произнесла Вета. — Хотите, чтобы я рассказала безутешным родителям, что вы сделали с детьми? Кому вы их скормили?

Лилия опустилась на стул. Её руки, косолапо упёртые в столешницу, задрожали. Она вдруг стала старой, и злая морщина прорезалась у рта.

— Веточка, да что вы такое говорите, разве же мы могли… как вы такое подумали… — Бормотала за её спиной Роза, уже совсем безнадёжно, словно отрабатывая положенную программу. Свободного пространства за спиной вдруг стало больше, и Вета почувствовала, что лаборантка вжалась в стену.

— В общем-то, я пришла только сказать, что у вас ничего не получится. Город… или пугало, как вам удобнее? Я его убрала. Не важно, как. Вы его больше не увидите и не услышите. Вы же заметили, что он исчез, правда?

Она проворонила подходящий момент для ухода и всё ещё смотрела Лилии в глаза. Уже совсем не страшные, просто пустые глаза. Кисточки накидки свисали с её плеч мёртвыми цветами.

— Ну тогда пойду, — сказала Вета, снова опуская взгляд на пустой листок бумаги. Как дико и глупо, как она могла вестись на такую идиотскую манипуляцию! Фокусы Лилии подействовали бы разве что на восьмиклассников. Впрочем, теперь не действовали даже на них. — Надеюсь, больше никогда не увидимся.

Роза шарахнулась в сторону, когда Вера протянулась к дверной ручке. У неё появилось новое хобби — уходить. Патетично и не очень, хлопая дверью или спотыкаясь в тёмном коридоре. Уходить.

Хоть бы он теперь вернулся.

На ночь обещали сильный ветер. Вета не включала радио, но в автобусе, и в магазине, и на лестничной площадке беседовали только об этом. В срочном порядке перегоняли куда-то машины, которые обычно ставили у подъезда.

Усевшись в углу кровати, Вета слушала, как шумит за окнами ветер. Ещё не ураганный, но уже жуткий. Деревья сгибались под его свистом. Она даже не включала в комнате свет: за месяц войны привыкла сидеть в темноте, тем более что свет фонарей и так позволял различить все предметы в комнате.

Потом в окна забарабанил дождь. Резко стемнело. Вета легла прямо на покрывало, не раздеваясь, и принялась смотреть в окно. В рыжем свете фонарей было видно, как чертит на стёклах дождь непонятные символы. Ветер уже не выл, а свистел, задувая в оконные щели, стёкла вздрагивали под его напором, и где-то грохотало, словно срывались листы металла.

Сквозь всё это Вете почудились вдруг голоса. Она почти не спала ночью и поэтому быстро задремала, когда в её сне прозвучали эти голоса. Вета открыла глаза и прислушалась к свисту ветра, надеясь, что крики исчезнут вместе с остатками сна. Но зря. Секунду ветер выл соло, потом за ним снова проступили голоса. Детские, они нестройным хором произносили одно и то же слово, Вета не могла разобрать, какое.

Она подскочила к окну: за мешаниной из мечущихся веток, листьев и мусора колыхались провода. На детской площадке раскачивались качели. Вете почудились мелькнувшие за гаражной пристройкой силуэты — один, два. Она шагнула назад и глубоко вдохнула.

Почудилось. Почудилось, вот и всё. В такой ураган детей из дома не выпустят совершенно точно. У неё просто расшалились нервы — от общения с Лилией и не такое может случиться. Взгляд Веты упал на смятое письмо, которое всё ещё валялось на столе.

«Подростки», — подумала она, — «красивые слова на ветер. Обожаю-ненавижу. Любовь-кровь. Крайности и обещания, которые забываются ещё быстрее, чем высыхают слёзы. Ничего серьёзного они не сделают, ничего».

Она снова легла, но прежнее спокойное отчуждение испарилось. Ей больше не хотелось смотреть на капли, ей чудились бессвязные выкрики, которым воображение тут же дорисовывало истерические нотки.

Вета очнулась в коридоре, когда застёгивала плащ. На лестничных площадках было пусто, лифт не гудел. Она спускалась вниз, слушая, как содрогаются оконные стёкла, и с каждым шагом ругала себя всё сильнее.

Дверь подъезда была заперта на засов, который отпирался только изнутри. Вета царапнула железо, представляя, как будет наперегонки с ветром пытаться закрыть дверь снова. Она решила, что только выглянет на площадку и убедится, что никакие восьмиклассники по улицам не шатаются. Загаражное пространство было хорошо видно с возвышения у подъезда. Вета вздохнула поглубже и дёрнула засов.